Александр Благословенный
Шрифт:
Александр не стал дожидаться нового млекопития, быстро поклонился блаженному и — к двери. По пути он успел сунуть в потную Манькину ладонь золотые вещицы…
Оказавшись во дворе, он прислонился к помойному ящику, его вырвало…
Александр возвращается во дворец. По его виду никак не скажешь о пережитом потрясении.
Флигель-адъютант, не скрывая радостной улыбки, ибо знает, что новость доставит радость императору, докладывает:
— Ваше Величество, вас ждет гость!
Александр удивленно, распахнул дверь маленькой гостиной. Навстречу ему шагнул
— Боже мой, Адам! Вот сюрприз так сюрприз! Порывисто обнимает князя Чарторыйского, тот отвечает чуть скованно.
— Надолго к нам?
— Нет, государь. Я тут ходатаем за одного невинно осужденного.
— Адам, прошу вас, в память старой дружбы называйте меня Александр. Я почти отвык от своего имени.
— Это трудно… — тихо сказал Чарторыйский.
— Вы сердитесь на меня? Конечно, кому же, как не князю Чарторыйскому быть вице-королем Польши. Но, Адам, я не так самовластен, как думают многие, в том числе вы. Дать Польше конституцию, а вице-королем — патриота из патриотов князя Чарторыйского — это вызвать взрыв. Выкуп за конституцию — вот ничтожный, хроменький человечишко, которому я отдал принадлежащее вам по праву место. Все равно вы истинный глава Польского королевства.
— А ваш брат Константин?
Александр вздохнул.
— Он останется в Варшаве. Я знаю о всех его безобразиях, но в управление он не вмешивается.
— Неужто все так плохо? — участливо спросил Чарторыйский.
— Как ни плохо, — улыбнулся Александр, — считайте, что ваше ходатайство за невинно осужденного увенчалось успехом. Это я еще могу.
— Спасибо, Александр, — сердечно сказал Чарторыйский.
— Вы помните слова мадам де Сталь: государственный строй России — это деспотизм, умиряемый цареубийством. Я вспоминаю их каждый день.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Ввести парламентский строй или покрыть всю Россию виселицами? Последнее куда проще. Только не для меня, Адам.
— Боже мой! А как прекрасно все начиналось! «Молодые друзья», где они?
— Вы остались верны идеалам, но ваше сердце отдано Польше. Милый и честный Строганов умер. Виктор Кочубей — отменный министр внутренних дел, все тот же ясный ум и малороссийская уклончивость, и никаких иллюзий. Новосильцев, сами знаете, правая рука Константина, умен, жесток и всегда пьян. Забудем о них.
— А вы сами, Александр?..
— Что я?.. Просто счастливый случай. Хватит о грустном. Сделайте меня счастливым, Адам, подарите мне день молодости.
— Увы, я слишком стар для этого.
— Вы старше меня всего на семь лет. А выглядите куда моложе. Я не предлагаю вам никаких безумств. Мне просто хочется вернуть пережитое.
— Я не могу вам отказать… Александр.
— Отлично! Мы ужинаем сегодня у Елизаветы Алексеевны.
Чарторыйский вспыхнул.
— Захочет ли Ее Величество видеть меня?
— Это моя забота. Значит, договорились?..
…Гостиная Елизаветы Алексеевны. Хозяйка, несколько увядшая, хотя все еще
— Добрый вечер, дорогая! — Александр целует жене руку. — Смотри, кого я привел.
Он делает шаг в сторону. Томительная пауза. Бывшие любовники не смеют взглянуть друг на друга. Словно не замечая их замешательства, Александр ставит цветы в вазу. Как и полагается женщине, Елизавета первой берет себя в руки.
— Добро пожаловать, князь. Сколько лет, сколько зим.
Подает ему руку, он почтительно целует. Александр достает из ведерка бутылку «Клико». Хлопает пробка. Пенная струя разлита по бокалам.
— За встречу через жизнь! — провозглашает Александр. Он залпом осушает бокал, остальные едва притронулись к вину.
Старенькое фортепиано привлекает взгляд Александра.
— Боже мой, я подарил его тебе на свадьбу. Где ты отыскала это старье?
Садится к инструменту, бравурно играет «Марсельезу», напевая:
Алон занфан де ля патри!..— Как это бодрит! И до чего жалкий гимн сочинил Руже де Лиль в мою честь в Париже. В искусстве нельзя фальшивить.
— В жизни тоже, — прошептала Елизавета так тихо, что, похоже, никто не услышал.
Входит лакей:
— Кушать подано!
Александр сделал озабоченное лицо.
— Ужинайте, мои дорогие. Я вынужден вас покинуть.
— Я думала, ты подаришь мне этот вечер, — упавшим голосом сказала Елизавета.
— Увы, бедный русский царь не располагает даже своим временем. — И Александр откланялся со всеми знаками уважения к жене и дружбы — к Чарторыйскому…
Александр сбегает вниз, садится в кабриолет и бросает груму:
— К Нарышкиным!..
…Елизавета и Чарторыйский за столом. Они не притронулись к еде.
— Зачем ему это надо? — хмуро и печально спросил Чарторыйский.
— Он, видимо, решил вернуться к своей пассии, — задумчиво сказала Елизавета. — И для куража создал знакомую ситуацию.
Чарторыйский внимательно посмотрел на нее.
— Вы очень умны, мадам.
— Я всегда одна. Мне ничего другого не остается, как думать и… умнеть. — Это прозвучало очень женственно. Елизавета на миг словно вся высветилась изнутри.
— Вы все так же безбожно очаровательны, — вздохнул Чарторыйский. — Но могу я говорить с вами вполне откровенно?
— Вы, конечно, можете, но отвечу ли я вам тем же — не знаю.
— Что ж, попробуем. Зачем он нас сводил? Тогда, в молодости?
— Как ни странно, это было доброе в нем. Мы начали с любви. Ах, как мы любили друг друга! Затем у нас родились дочери. И одна за другой умерли. Мне кажется, он не простил мне этого, хотя никакой вины моей не было. Я стала ему в тягость. И тут появилась красавица Нарышкина. Он влюбился страстно. Но меня жалел. Он никого так не ценил, никем так не восторгался, как вами, и сделал мне воистину царский подарок.