Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
206
о Толстом и Достоевском, где высказывает мысль о том,
что перерождается самый душевный состав человека и
что нашему — именно — поколению предстоит выбор
пути между возрождением и смертью. Лозунг его: «или
мы, или никто» — становится лозунгом некоторых из
молодежи, перекликаясь с древними пророчествами
Агриппы Неттесгеймского 5 и «Книги блесков» 6 о зна
чительности 1900 года, как перелома эпохи. И мы эти
лозунги сливаем с
Царстве Духа. Срыв старых путей переживается Концом
Мира, весть о новой эпохе — Вторым Пришествием. Нам
чуется апокалипсический 8 ритм времени. К Началу мы
устремляемся сквозь Конец.
Чувство конца, рубежа между сознанием декадентов
девяностых годов и сознанием молодых символистов
XX века, физиологичность, конкретность восприятия зорь,
факт свечения и неожиданность этого факта, а также
недоумение и трудность понять причину зорь — вот что
сосредоточивает наше внимание 9. Многие восприняли
наступление нового века не эволюцией мировоззрений, а
фактом явления в них новых органов восприятия време
ни. Мировоззрительные объяснения символистов, психо
логические, логические, мистические, социологические и
религиозные носили характер случайных и неудачных
гипотез. Факт чувства зорь оставался. Отсюда их пыл
и уверенность, победившая сократиков и декадентов.
Появляются вдруг видящие зорю и не видящие. Видя
щих было мало. Они чувствовали друг друга издалека,
образуя собой никем не установленное братство ведаю
щих о великом событии близкого времени, о драматиче
ской борьбе света и тьмы. Они могли быть атеистами
или теистами, архистами, монархистами или анархиста
ми, но они знали, что увидели нечто, чего другие не
видят. Во-первых, в эти годы образовался в Москве кру
жок, сгруппированный около покойного М. С. Соловьева,
членов которого соединял звук грядущей эпохи, расслы
шанный внятно, но объясняемый по-разному: так, одна
музыкальная тема допускает вариации красками, звука
ми, мыслями. В этом маленьком кружке находились
люди разных бытов и возрастов, разных идеологий: уче
ный марксист, будущий символист Эллис 10 встречался
с М. С. Соловьевым, определенно православно настроен
ным, будущий музыкальный критик Вольфинг встречался
с консерватором, поклонником Страхова, К. Леонтьева,
207
Говорухо-Отроком, Розановым, тогда мало известным. Но
вое, связующее нас как бы в одну семью, не имело касания
с прошлым, из которого приподнимались по-разному мы.
В заметке А. А., найденной после кончины его,
чается одно характерное место: «В январе 1918 года я в
последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в
январе 1907 или в марте 1914 года. Оттого я и не отре
каюсь от написанного тогда, что оно было написано
в согласии со стихией. Например, во время и после
окончания «Двенадцати» я несколько раз ощущал физи
ческим слухом большой шум вокруг, шум слитный, ве
роятно, шум от крушения старого мира» 11. В 1900—
1901 годах, особенно в 1901-м, мы, молодежь тогдашнего
времени, слышали нечто подобное шуму и видели
нечто подобное свету. Мы отдавались конкретно стихни
грядущих годин, и эта отдача наша — не мечта; она бы
ла реальным ощущением свершившегося факта. Именно
в 1899—1900 годах и в моем миросозерцательном облике
произошла перемена: философия созерцания сменилась
исканиями религиозного порядка. От Шопенгауэра я шел
в одном направлении к трагическому мировоззрению
Ницше, с другой стороны, через Гартмана, к Владимиру
Соловьеву, с которым имел случай встретиться, в быт
ность его в Москве, все в той же гостеприимной кварти
ре М. С. Соловьева. Влад. Соловьев в ту пору переживал
перелом от христианского морального квиетизма «Оправ
дания добра» к пророческим «Трем разговорам». Весною
1900 года я вел с ним разговор, оказавший на меня ре
шительное влияние: с этого времени я жил чувством
Конца, а также ощущением благодати новой последней
эпохи благовествующего христианства. Символ «Жены,
облеченной в Солнце» 12 стал для некоторых символом
Благой Вести о новой эре, соединением земли и неба.
Он стал символом символистов, разоблачением Существа,
Премудрости, или Софии, которую некоторые из нас
отождествляли с восходящей зарей. В те времена, как
Э. К. Метнер, брат композитора, прослеживал тему слы
шимых веяний, от Бетховена через Шумана, в темах ге
ниального своего брата, которые тот, по его словам, вы
нул из звука зорь, в то время, как З. Н. Гиппиус соби
рала материал для замечательного рассказа «Небесные
слова» 13, где дана градация небесных пейзажей, мы,
молодежь, сгруппированная вокруг М. С. Соловьева,
отыскивали следы лучезарных благовестей в пейзаж-
208
ной поэзии Влад. Соловьева и старались связать эту