Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру
Шрифт:
– Нечего опасаться, - перебил его Павел с яростью ужаса; - кто они? Я хочу знать, кто они, и немедленно.
– Sire, - ответил Пален, опустив голову, - почитание не позволяет мне открыть августейшие имена.
– Я слушаю, - настаивал Павел глухим голосом, взглянув на скрытую дверь, что вела в покои императрицы.
– Вы хотите сказать, императрица, не так ли? Вы хотите сказать - царевич Александр и великий князь Константин?
–
– Закон настигнет всех, месье, и преступление, особенно, самое великое, не останется безнаказанным. Пален, немедленно арестуйте обоих великих князей, и завтра они отправятся в Шлиссельбург. Что же касается императрицы, то я сам займусь ею. Другие заговорщики - ваше дело.
– Sire, - сказал Пален, - дайте мне письменный приказ, и, как высоко ни была бы голова, которую нужно снять, какими знатными ни были бы те, кого нужно схватить, я повинуюсь.
– Добрый Пален!
– воскликнул император.
– Ты - единственный верный слуга, какой остается со мной. Позаботься обо мне, Пален, потому что отлично вижу, что все они хотят моей смерти, и что у меня есть только ты.
С такими словами Павел подписал приказ арестовать обоих великих князей и вручил его Палену. Это было все, чего желал ловкий заговорщик. Получив на руки несколько приказов такого рода, он бежит домой к Платону Зубову, где, как он знал, собираются заговорщики.
– Все раскрыто!
– говорит он им; - вот приказ вас арестовать. Итак, нельзя терять ни минуты; в эту ночь я еще губернатор Санкт-Петербурга, завтра, быть может, я буду в тюрьме. Решайте, что вам делать.
Колебаний не было, ибо колебания означали эшафот или, по меньшей мере, Сибирь. Той же ночью заговорщики собрались у графа Tалицынa, командира Преображенского полка, и, поскольку их было не так много, решили пополнить свои ряды всеми недовольными, арестованными за истекшие сутки. Эти сутки были удачными, так как утром три десятка офицеров, принадлежащих лучшим семьям Санкт-Петербурга были разжалованы и осуждены на тюрьму или ccылкy за прегрешения, заслуживающие выговора. Граф распорядился, чтобы дюжина саней стояла наготове у ворот разных тюрем, куда угодили те, с кем хотели бы объединиться; затем, видя, что сообщники настроены решительно, он отправился к царевичу Александру.
Царевич только что встретил своего отца в коридоре дворца и, как принято, пошел справа от него, но Павел жестом руки предложил ему удалиться, приказал вернуться к себе и ожидать нового приказа. Итак, граф нашел его тем более обеспокоенным, что он не понимал причины гнева, прочитанного в глазах императора; поэтому, едва завидев Палена, он спросил, не отдан ли отцом какой-нибудь приказ графу в отношении него.
– Увы, да, ваше высочество!
– ответил Пален.
– Я получил ужасный приказ.
–
– спросил Александр.
– Задержать Ваше высочество и потребовать у вас шпагу.
– У меня! Шпагу!
– воскликнул Александр.
– А почему?
– Потому что, с этой минуты, вы арестованы.
– Я? Арестован? И в каком же преступлении я обвинен, Пален?
– Ваше императорское высочество не знает, что здесь, к несчастью, иной раз навлекают на себя кару, не совершив преступления.
– Император дважды хозяин моей судьбы, - ответил Александр, - и как мой суверен, и как мой отец. Покажите мне приказ, и каким бы он ни был, я готов ему подчиниться.
Граф передает ему приказ; Александр его раскрыл, поцеловал подпись отца, затем стал читать. Только, когда дошел до места, где говорилось о Константине:
– И моего брата тоже!
– вскричал он.
– Я полагал, что приказ касается лишь одного меня.
Но встретив строки об императрице:
– О, моя мать, моя добродетельная мать! Эта святая, сошедшая с неба, - среди нас! Это слишком, Пален, это слишком!
И закрыв лицо обеими руками, он выронил приказ. Пален решил, что наступил подходящий момент.
– Ваше высочество, - сказал он, бросаясь к нему в ноги, - ваше высочество, выслушайте меня: нужно предупредить великие несчастья; нужно положить конец безумиям вашего августейшего отца. Сегодня в безумии он покушается на вaшу свободу, завтра в безумии, может быть, он покусится на вашу...
– Пален!
– Ваше высочество, вспомните Алексея Петровича.
– Пален, вы клевещете на моего отца!
– Нет, ваше высочество, потому что я обвиняю не его сердце, а его рассудок. Столько странных противоречий, столько неисполнимых распоряжений, столько бессмысленных наказаний объясняется лишь влиянием на него страшной болезни. Об этом говорит окружение императора, это повторяют и вне его круга. Ваше высочество, ваш несчастный отец безумен.
– О, боже!
– Так вот, ваше высочество, нужно его спасать от него самого. Не я даю вам этот совет, а дворянство, сенат, империя, и я здесь только для того, чтобы его высказать; нужно, чтобы император отрекся от престола в вашу пользу.
– Пален!
– не выдержал Александр, отступая на шаг.
– Что вы там мне говорите? Чтобы я занял место отца, еще при его жизни, я? Чтобы я сорвал корону с его головы и вырвал скипетр из его рук! Это вы сошли с ума, Пален... Никогда, никогда!