Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру

Неизв.

Однако среди ссылок и немилостей два человека сохраняли свои позиции и казались вросшими в свои посты. Один из них – граф Кутайсов, тот самый турецкий парикмахер, чью историю мы рассказали в связи с памятником Суворову. Другой - граф Пален.

Барон Петр Пален, кого 23 февраля 1799 года Павел I сделал графом, происходил из крупной курляндской знати. Его же предков сделал баронами Карл IX, король Швеции; получив звание генерал-майора при Екатерине, благодаря дружбе с последним фаворитом императрицы – Платоном Зубовым, он был назначен на должность гражданского главы города Риги.

Так вот, как-то, еще до того, как подняться на трон, великий князь Павел, при проезде через

бывшую столицу Ливонского герцогства, был принят там графом Паленом с почестями, какие оказывают наследнику престола. Это было в то время, когда Павел находился в ссылке или почти что в ссылке. Мало приученный к подобным приемам, он был признателен губернатору Риги за встречу, что тот осмелился ему устроить, рискуя прогневать императрицу, и, став императором, он вызвал Палена в Санкт-Петербург, наградил его первыми орденами империи, назначил его военным и гражданским правителем города.

Ради него, Павел передвинул по службе своего сына - великого князя Александра, уважение и любовь которого не могли освободить его от недоверия. Но действительно, с позиции, занятой подле императора, видя, сколько людей поднимаются к его покровительству, по капризу, и, по капризу же, опускаются вниз, видя, сколько других падают и, падая, разбиваются, Пален не понимал, благодаря какой причуде судьбы сам он не следовал за теми другими.

Его потряс последний пример шаткости человеческих судеб. Давний его покровитель Зубов, кому, как мы знаем, Павел после смерти Екатерины сохранил звание дворцового адъютанта и доверил караул у тела своей матери, впал, вдруг, без всякого повода, в немилость, увидел опечатанной свою канцелярию, изгнанными двух своих секретарей, а всех офицеров своего штаба - принужденными отправиться к их корпусам или подать в отставку. И это не все: на следующий день он лишился всех прочих военных отделов, на послезавтра от него потребовали подать в отставку с 25-30 постов, и не прошло и недели, как он получил приказ покинуть Россию. В то время Платон уехал в Германию, и там, молодой красавец, блистающий драгоценностями, он заставил простить ему обстоятельства, вынудившие выехать за границу, и поверить, что в момент, когда он, рискуя угодить в Сибирь, без уважения - насколько можно помыслить - отнесся к императрице Екатерине, та вместо того, чтобы его наказать, якобы сказала ему нежнее, нежели по-царски:

– По милости божьей, это нам нравится; продолжайте.

И все-таки, несмотря на успехи в Вене и Берлине, Зубов - мы хотим сказать: князь Зубов, так как 2 июня 1706 года его сделали князем священной [Римской] империи - князь Зубов жалел о Санкт-Петербурге; он обращался к Палену и молил серьезно заняться вопросом о его возвращении в русский свет. Пален не знал, каким образом добиться такого результата, когда вдруг его осенила блестящая мысль.

– У вас только одно средство вернуться в Санкт-Петербург, - сказал он; - просить руки дочери брадобрея Кутайсова. Вам не откажут. Вы вернетесь в Санкт-Петербург, откроете вашей невесте доступ ко двору, будете тянуть с женитьбой и, кто знает, не произойдет ли за это время какое-нибудь событие, которое позволит вам остаться в Санкт-Петербурге.

Совет показался Зубову разумным; он написал графу Кутайсову письмо с предложением отдать за него дочь. Тот получил письмо, прочитал и перечитал его, не веря своим глазам; князь Патон Зубов - последний любовник Екатерины, самый красивый, самый изящный, самый богатый из русских дворян - просил породниться с ним! Он побежал во дворец, бросился в ноги к императору и показал ему письмо. Император, в свою очередь, его прочел, а когда прочел, отдавая письмо:

– Это первая здравая мысль, какая пришла в голову этому сумасброду, - сказал он.
– Хорошо, пусть возвращается.

Две недели спустя Зубов был в Санкт-Петербурге и, с согласия Павла, появился при дворе с дочерью фаворита.

Едва Зубов оказался в Санкт-Петербурге, как сплелся заговор, будто бы только и ждали его приезда. Сначала заговорщики обсуждали просто отречение от престола, просто замену царя, вот и все: император будет сослан под сильной охраной в какую-нибудь дальнюю провинцию, в какую-нибудь неприступную крепость, и великий князь, которым распорядятся без его согласия, поднимется на трон. Лишь некоторые знали, что обнажат кинжал, а не шпагу, и что обнаженный кинжал вернется в ножны только окровавленным; они знали царевича Александра и, понимая, что он не согласился бы с регентством, решили дать ему возможность унаследовать престол.

Пусть нам позволят позаимствовать у нас же подробности страшной катастрофы, что вознесла Александра на престол всея Руси.

Будучи главой заговора, Пален, однако, со всем тщанием избегал навлечь на себя хоть малейшее подозрение; так что, по развитию событий, он мог содействовать своим приятелям или выручить Павла. Такая осмотрительность с его стороны привносила некоторую холодность совещаниям, и все, может быть, тянулось бы еще год, если бы он сам не ускорил дело, благодаря хитрости, странной, но которая при его знании характера Павла должна была удасться, и он в это верил. Он написал царю анонимное письмо, в котором предупреждал его об опасности, грозящей империи. К письму был приложен лист с именами всех заговорщиков. Первой реакцией Павла, после получения письма, было - удвоить посты дворца на площади св. Михаила и призвать Палена. Ожидавший этого приглашения, Пален прибыл тотчас же. Он нашел Павла I в спальне на втором этаже. Это была большая квадратная комната с дверью против камина и двумя окнами во двор, кроватью напротив окон и скрытой дверью к императрице у изножья кровати; кроме того, с устроенным в полу люком, известном одному императору. Открывался люк под нажимом на него каблуком сапога; он выводил на лестницу, а лестница вела в коридор, которым можно было бежать из дворца. Павел прохаживался большими шагами, сопровождая их страшными междометиями, когда дверь открылась, и вошел граф. Император повернулся, и, стоя со скрещенными на груди руками, устремил взгляд на Палена:

– Граф, - сказал он, после минуты молчания, - знаете ли вы, что происходит?

– Знаю, - ответил Пален, - что мой милостивый суверен повелел позвать меня, и что я поспешил явиться за его приказаниями.

– Но известно ли вам, зачем я велел вас позвать? – теряя терпение, выкрикнул Павел.

– Я ожидаю с почтением, что ваше величество соблаговолит сказать мне об этом.

– Я велел вас позвать, месье, потому что против меня плетется заговор.

– Я это знаю,

– Как! Вы об этом знаете?

– Конечно. Я один из заговорщиков.

– Ну ладно, я только что получил их список. Вот он.

– И я, sire, у меня дубликат; вот.

– Пален!
– прошептал Павел, приходя в ужас и не зная еще, что и подумать.

– Sire, - снова заговорил граф, - вы можете сравнить списки; если доносчик хорошо информирован, то они должны быть одинаковы.

– Посмотрите, - оказал Павел.

– Да, одно и то же, - холодно сказал Пален; - только трое забыты.

– Кто?
– быстро спросил император.

– Sire, благоразумие мешает мне их назвать; но, после доказательства, что я сейчас дал вашему величеству относительно точности моих сведений, надеюсь, что ваше величество соблаговолит отнестись ко мне с полным доверием и положиться на мое усердие в неусыпной заботе о безопасности вашего величества...