Александр Дюма Великий. Книга 2
Шрифт:
Александр обнимает своих двух друзей и соавторов. Дорогой Адольф совершенно не стареет, строен, как юноша. Сам же он всерьез начинает обрастать жиром, но у него так мало радостей в жизни, он так любит хорошую еду, а времени заниматься спортом нет, только охота иногда. Мадам, кушать подано, и они переходят к роскошному столу: Ида умеет принимать гостей, и об этом ее качестве Александр еще вздохнет, когда она окончательно променяет Париж на Флоренцию. Он пробует шамбертен разлива 1837, безупречный в этом году, будьте осторожны, бургундское отяжеляет, усыпляет, а после обеда нужно как следует поработать. Десерт, Ида их оставляет. Александр велит принести шампанского, обряд, берущий начало со времени их первого сотрудничества с Руссо, кстати, что стало со стариком Джемсом? По существу, при нищете его алкоголизм ничего не меняет, и чаша сия не минует и Мюссе. Александр же обещает никогда не дойти до этого.
Адольф, Брунсвик и он сам работают одновременно над двумя пьесами — «Луиза Бернар» и «Лэр де Дамбики», с общей темой — обновление женского поголовья при дворе Людовика XV и Карла II, короля Англии, но только в первом случае это драма,
В ожидании возвращения Альфреда Александр трудится. Ему надо написать три статьи для трех разных газет. Он начинает со статьи «Об искусстве Средних веков и о Ренессансе», к которой на следующей неделе присоединит «Фра Бартоломео» и «Тициан Вечелли». Позднее эти статьи войдут в книги «Три мастера» и «Итальянцы и фламандцы». В дверь стучит Виктор, ему очень жаль, но Луи Лефевр настаивает на встрече, у него для Александра очень важные новости. Александр знает, какие: после бесконечных отказов [40] пьеса бедняги Лефевра «Школа принцев», наконец, принята. И правда, в Одеоне. Радость Лефевра будет безгранична, если мэтр согласится поставить свою подпись рядом с его, Лефевра, если только, короткая пауза, он не пожелает поставить одну свою подпись. Разумеется, нет, Александр не так уж много сделал для этой дрянной комедии и по-королевски оставляет всю славу тому, с кем он только сотрудничал в обмен на половину авторских прав. Возвращается Альфред с продолжением «Фернанды». Александр пробегает текст глазами, на мгновение погружается в другой мир. Это похоже на твои сны, каждый из них автономен, и за ночь можно насмотреть огромное количество. То же и с книгами, написанными Александром не то чтобы одновременно, но прыжками из одной в другую в течение дня. По четверть часа на страницу, он перекраивает текст Оже, добавляет новые эпизоды, вставляет диалоги, режиссирует, то есть вдыхает жизнь.
40
Quid de Duinas, opus cite, p. 1347.
Близится вечер. Виктор стучит в дверь, ему очень жаль, но пришел господин Маке. Добро пожаловать. Александру все ближе становится этот человек, которого он описал [41] как «моего друга и сотрудника <…>, являющегося после меня, возможно, самым работящим человеком в мире, который редко где бывает, мало на себя обращает внимания, мало говорит: в одно и то же время это ум строгий и живой, коему изучение древних языков прибавляет учености, не убавляя оригинальности. Воля для него превыше всего, и все инстинктивные движения его личности, проявившись в первый момент, немедленно вслед за тем, как бы устыдившись того, что почитает он слабостью, недостойной мужчины, возвращаются в темницу его сердца <…>. Подобный стоицизм придает ему нравственную и физическую твердость, которая вместе с чрезмерной заботой о честности суть два недостатка, мне в нем известные». Сегодня Маке принес ему черновик первых глав «Людовика XIV и его века», этой гигантской компиляции из мемуарных источников эпохи, которая будет осуществлена лишь через два года. Перебирая бумаги, Александр наталкивается на историю любви Анны Австрийской и герцога Букингэмского. Сверхбыстрое, как только Александр умеет, чтение знакомит его с леди Кларик, срезавшей у герцога два подвеска на подаренном ему королевой Франции бриллиантовом уборе, — вот чего не было в поддельных воспоминаниях д’Артаньяна, позаимствованных из марсельской библиотеки, и что может служить новой темой для задуманных «Мушкетеров». Ну-ка, ну-ка, свободен ли, к примеру, Маке завтра вечером, чтобы поговорить об этом, поскольку сегодня надо работать над планом к «Дочери регента»? Чопорный соавтор еще больше деревенеет, так как завтра вечером он пригласил поужинать молоденькую актрису Гортензию Жув. Но это ведь будет не слишком долго, к тому же, чтобы Маке не беспокоился, Александр сделает все, чтобы вместе со своей дамой составить им приятную компанию. Кстати, почему бы не позаботиться о даме уже сегодня? Извинившись перед Маке: он на одну минуту, Александр тотчас же отправляется в кабинет секретарей. Племянник Альфред как раз собирается уходить, и Александр его не задерживает. Положив ноги на письменный стол, Рускони отдыхает от дневных забот. Тем не менее, ноги в руки, и вперед, в квартал Нотр-Дам де Лорет, выполнять поручение Александра.
41
de Paris a Cadix, editions Francois Bourin, 1989, pp. 19 et 20.
В сущности, за исключением нескольких писем, где Александр говорит о том, как идет работа, генезис «Трех мушкетеров» остается неизвестным. В предисловии насмешник Александр утверждает, что сочинение принадлежит вовсе не ему, но графу де ля Фер. Талантливый писатель, этот Атос, мемуары которого он печатает «с целью баллотироваться
42
«Гражданское состояние графа Монте-Кристо», Causeries, edition Le Vasseur citee, volume 24, pp. 41–44.
Поверить, что это я, было бы слишком просто, чтобы эта мысль пришла им в голову.
И с наибольшей настойчивостью они, естественно, отказывают мне в отцовстве по отношению к тем сочинениям, которые пользуются наибольшим успехом.
Так, например, ограничиваясь на сей раз лишь одним именем, в Италии считают, что «Графа Монте-Кристо» написал Фиорентино. Что же мешает им полагать, что «Божественную комедию» написал я? У меня на это столько же прав». Строчки, имеющие и сегодня прямое отношение к праздным неучам, утверждающим время от времени, что Гомер, Шекспир или Александр присвоили себе чужие труды. Затем он вспоминает свою экскурсию с Наполеоном-Жозефом Бонапартом и обещание написать роман с упоминанием острова, который они объехали тогда вместе на корабле. Вернувшись в Париж, он подписывает контракт на восемь томов «Впечатлений о путешествии в Париж», но издатель дает машине задний ход, «он хотел получить нечто иное, чем историческую и археологическую прогулку по Лютеции Цезаря и Парижу Филиппа-Августа; <…> он хотел получить роман с фоном по моему усмотрению». Александр начинает обдумывать интригу. «Уже давно в книге Пёше «Разоблаченная полиция» [43] я отметил одно место — историю на двадцати страницах под названием «Брильянт и месть».
43
Точное название «Мемуары, извлеченные из полицейских Архивов Парижа» Жаком Пише, Paris, Levasseur-Bourmance, 1838, tome 5, pp. 197–228.
В первоначальном своем виде совершенно идиотскую; кто сомневается, может прочесть и убедиться.
Однако, правда и то, что в глубине этой раковины таилось жемчужное зерно, необработанное, неправильной формы, не имеющее никакой ценности, но ждущее своего гранильщика». И тогда он начинает «обдумывание, которое предваряет у меня всегда конкретную и законченную работу.
Вот как выглядела интрига вначале:
Некий богатый сеньор, граф Монте-Кристо, живущий в Риме, окажет услугу молодому французскому путешественнику и попросит за это показать ему Париж, когда он, в свою очередь, туда приедет.
На первый взгляд, это путешествие в Париж, а вернее, по Парижу, продиктовано было любознательностью; но в действительности — местью.
Во время прогулок по Парижу граф Монте-Кристо должен был найти своих скрывающихся врагов, по чьей милости во времена своей юности он десять лет провел в тюрьме.
Его состояние давало ему средства отомстить». Именно эту историю начинает писать Александр, о ней рассуждает он с Маке.
«— Думаю, — сказал он мне, — что вы пропускаете наиболее интересный период жизни своего героя, то есть его любовь к Каталонке, предательство Данглара и Фернана и десять лет тюрьмы с аббатом Фариа».
Александр кивает головой и приглашает Маке поужинать с ним назавтра. «Весь вечер, ночь и утро я думал над его замечанием, и оно показалось мне столь верным, что заставило меня изменить первоначальный замысел.
Поэтому, когда Маке явился на следующий день, он обнаружил, что сочинение имеет теперь три части: Марсель, Рим, Париж.
В тот же вечер мы составили план первых пяти томов; первый должен был содержать экспозицию, три следующих — пребывание в тюрьме, два последних — бегство и вознаграждение семейства Морель.
Остальное, не будучи законченным вполне, осталось в набросках.
Маке полагал, что просто оказывает мне дружескую услугу, я же настаивал, чтобы он стал моим соавтором.
Вот каким образом «Граф Монте-Кристо», начатый как впечатления о путешествии, мало-помалу превратился в роман и был осуществлен мною в соавторстве с Маке».
Объяснения Александра насчет соавторов — не более чем шутка, ведь и у Наполеона были его генералы, а в наши дни любой режиссер, большой или маленький, имеет ассистентов. Мы говорим о фильмах Эйзенштейна, Хьюстона или Бергмана, потому что в каждом их творении видим руку мастера, его мир, его эстетику. И большинству публики совершенно неважно, чью именно работу он использовал, каких сценаристов, авторов диалогов, композиторов, техников и машинистов. Разумеется, имена наполеоновских генералов написаны на Триумфальной арке, как в титрах фильма содержатся имена всех его создателей. Таким образом, справедливо было назвать и Маке, и других поставщиков Александра, но не равных с ним, как требуют того некоторые диссертанты для Эркмана-Шатриана, например. Мотивы умолчания здесь чисто коммерческие. Вот объективное свидетельство акулы пера Жирардена: «Фельетон за подписью Александра Дюма оценивается в три франка за строчку; за подписями Дюма и Маке он стоит тридцать су» [44] . Довод, сохраняющий и ныне свою убедительность для многочисленных издателей во всем мире, издававших или издающих «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо».
44
Trois Dumas, opus cite, p. 174.