Александр I
Шрифт:
Вместе с тем Александр полагает, что «арбитраж в европейских делах» должен осуществлять сильный орган международного контроля. В представлении Александра, Священный союз призван охранять мир между государствами и одновременно социальный порядок в каждой стране от угрозы, которую несет дух французской революции. Декларации прав человека, воодушевлявшей его в юности, он противопоставляет заповеди апостолов. Он не произносит и не пишет ни одной фразы без того, чтобы прежде не воззвать ко Всевышнему. Как во внешней, так и во внутренней политике он руководствуется не только интересами страны, но высшей моралью, носителем которой считает самого себя. Добро, в его понимании, – это концепция божественного происхождения монархической власти в том виде, каком она существовала до революции 1789 года, а Зло – все то, что борется с этой идеей. Меттерних поддерживает в нем это убеждение. Будучи канцлером государства, состоящего из разнородных частей, он отрицательно относится к доктрине, провозглашающей право народов самим распоряжаться своей судьбой. Он боится пробуждения духа независимости у наций, входящих в империю Габсбургов, что неизбежно приведет к ее распаду. Со свойственными ему лукавством и изворотливостью он внушает Александру, что всем самодержавным государствам, включая Россию, грозят происки революционеров, затаившихся в их владениях. Бороться с ними и значит
Первый конгресс из этой серии международных встреч состоялся в Экс-ла-Шапелль [75] (сентябрь, ноябрь 1818 года). Второстепенные страны, участники Священного союза, не присутствуют на заседаниях, а довольствуются обсуждением решений, принимаемых великими державами. Англия в виде исключения присутствует на переговорах; Францию, по настоянию Александра, представляет герцог де Ришелье. Царь желал бы скрепить союз обязательствами, предполагающими взаимную помощь в случае внутренней угрозы режиму, существующему в странах-союзницах. Делегат Англии лорд Каслри резко возражает против вмешательства посторонней – пусть и дружественной – страны во внутренние дела соседей. «Нет ничего более аморального и вредного для репутации правительств, – заявляет он, – чем право сообща пускать в ход силу для поддержания установленного порядка в любой другой стране, ибо трудно предвидеть, к каким злоупотреблениям это может привести». Потерпев поражение в этом вопросе, Александр одерживает верх в деле восстановления роли Франции в Европе. По его мнению, продолжать оккупацию этой страны союзными войсками – значит «ранить самолюбие народов, углубить старые раны и побудить их отвернуться от правящей династии, которую они, вполне возможно, сочтут виновной в своих бедах». После долгих дебатов союзники в конечном счете принимают решение о немедленном выводе оккупационных войск с территории Франции и об аннулировании долга [76] французского правительства, достигавшего 263 миллионов франков, из которых 42 причиталось России. Четыре великие, «вдохновляемые Богом» державы – Россия, Пруссия, Австрия и Англия – приглашают Францию как равного партнера присоединиться к их союзу. Это событие отмечено кратким визитом царя и короля Пруссии в Париж, смотром войск русского оккупационного корпуса в Валансьенне и Мележе и обедом у Людовика XVIII. Вернувшись в Экс-ла-Шапелль [77] для завершения конгресса, Александр получает от своих шпионов донесения о существовании бонапартистского заговора. Заговорщики намерены захватить Александра по дороге в Брюссель, увезти его во Францию и принудить подписать декларацию об освобождении Наполеона и возведении на французский трон его сына при регентстве Марии Луизы. Грозящая ему опасность не пугает Александра: более чем когда-либо он вверяет свою судьбу воле Провидения. Как будто для того, чтобы похитителям легче было узнать его, он в эту поездку надевает треуголку, украшенную пышным султаном из белых перьев. Несмотря на этот отличительный знак, никто не осмеливается на него напасть. Правда, эскорт конных жандармов следует за его коляской, а жандармы, переодетые в крестьянское платье, держат под наблюдением расположенные на его пути деревни.
75
Первый из четырех конгрессов Священного союза состоялся в сентябре – ноябре 1818 года в городе Ахене в Пруссии. – Прим. перев.
76
На Ахенском конгрессе долг Франции был сокращен до 265 миллионов франков. – Внешняя политика России. Серия вторая. Т. II. М., с. 514. – Прим. перев.
77
См. прим. на с. 411. – Прим. перев.
Уже в России его настигает весть о смерти любимой сестры экстравагантной Екатерины, ставшей в январе 1816 года королевой Вюртембергской. Она умерла от осложнившейся простуды 28 декабря 1818 года тридцати лет от роду. Скорбь царя глубока и молчалива. При дворе траур. «Эта смерть – один из тех непостижимых ударов судьбы, которые посылает нам Провидение и с которыми так трудно примириться», – пишет Елизавета матери.
Но вскоре политика отвлекает Александра от горестных мыслей. Если заговор французских бонапартистов оказался плодом воображения, то глухое брожение, охватившее Европу, представляет реальную опасность. В Германии продолжаются волнения молодежи; в Италии карбонарии ежедневно источают яд свободомыслия; в Испании Фердинанд VII вынужден восстановить конституцию 1812 года; в Неаполе разражается настоящая революция, под давлением народа король идет на уступки и также вводит конституцию; наконец, во Франции после убийства герцога Беррийского забурлила вся «интеллектуальная шпана».
Александр не забыл, что всегда выступал в роли защитника конституционного режима в других странах. Не он ли был инициатором введения Хартии во Франции? Но сегодня он, если хочет быть последовательным, должен отречься от юношеских мечтаний и как глава Священного союза защищать порядок, основанный на христианских истинах, от атеистов и разного рода либералов. «Те же самые принципы, которые дезорганизуют политическую систему и раскачивают троны, – пишет он Голицыну, – еще больше подрывают основы христианской религии: таков результат применения на практике теорий, проповедуемых Вольтером, Мирабо, Кондорсе и другими так называемыми философами, известными энциклопедистами… Не поддавайтесь иллюзиям: существует заговор всех этих обществ, они связаны между собой, они распространяют повсюду свое влияние, у меня есть доказательства этого, и все эти антихристианские секты, основанные на принципах ложной философии Вольтера, поклялись жестоко мстить всем законным правительствам».
Александру, несомненно, мерещится разветвленная международная организация, протягивающая свои щупальца по всей Европе. Ее центральный комитет заседает, само собой, в Париже. Так считает Меттерних, и царь разделяет его мнение. Переворот, который французы совершили в 1789 году в своей стране, они хотят теперь совершить во всем мире. Характеризуя политический климат во Франции, каким он представляется царю, видный французский дипломат граф де Лаферронэ пишет в июне 1821 года: «Острота наших дискуссий, дерзкие
Но эти небольшие прорехи в мантии Священного союза ничто по сравнению с дерзкими проявлениями сатанинского «зла» в Италии и Испании. Союзники, напуганные угрозой революций, 20 октября 1820 года собираются на конгресс в Троппау в Силезии. Александра сопровождает Каподистрия. Несколькими неделями раньше Александр высказал свои задушевные мысли в речи, произнесенной на открытии второго Сейма в Варшаве: «Дух зла пытается восстановить свое пагубное владычество; он уже парит над частью Европы, производит опустошения, творит злодейства и повсюду насылает катастрофы». При новой встрече Меттерних одобряет его, и Александр говорит, что обрел «старого товарища по оружию». Александр убежден, что в настоящий момент один только канцлер Австрии способен помочь ему обезглавить гидру революции. Почему в прошлом он всегда боролся с политикой такого замечательного человека? Они будут шагать с ним рука об руку под знаменами Священного союза. В приливе симпатии он откровенно говорит внимательно слушающему его собеседнику: «Вы не понимаете, почему я теперь не тот, что прежде; я вам объясню. Между 1813 и 1820 годами протекло семь лет, и эти семь лет кажутся мне веком. В 1820 году я ни за что не поступлю так, как поступил бы в 1813. Не вы изменились, а я. Вам не в чем раскаиваться; не могу сказать того же о себе».
Точно для того, чтобы поддержать в нем дух карателя, в разгар конгресса приходит донесение о восстании Семеновского полка. [78] Это новое проявление «сатанинского зла», да еще в его собственной империи, теснее сближает его с Меттернихом. Усмирив бунтовщиков в России, он обращает свой праведный гнев на бунтовщиков в Европе. Один лишь рассудительный Каподистрия сдерживает его деспотические порывы. Меттерних догадывается, что этот опытный советник, к которому прислушивается Александр, может сорвать его собственные планы. Он хотел бы удалить Каподистрию от царя, но Александр дорожит своим министром, смутно сознавая, что имеет в его лице возле себя некий барьер, стесняющий, но необходимый, который ограждает его от нарастающего давления австрийского кабинета.
78
Привез донесение не кто иной, как Чаадаев, гусарский офицер, будущий автор «Философических писем».
В Троппау еще меньше, чем в Экс-ла-Шапелль, скрипок и женщин. Не развлекаются, не танцуют – работают. Погода отвратительная. Городок утопает в грязи. «Почва в Троппау жирная и мягкая, как масло, – пишет Меттерних. – Мы увязаем в грязи, точно в шоколадном мороженом. Так как нельзя пройти по улице, не провалившись по колено, муниципальные власти приказали уложить на земле настил, сколоченный из подогнанных одна к другой досок. Он образует узенькую, но удобную тропинку… Император Александр ежедневно прогуливается по этой тропинке. Мужчинам, которые идут ему навстречу, приходится, естественно, отступать в это месиво, а дам он, шагнув в грязь, учтиво пропускает, если только они, жертвуя собой, не опередят его».
Наконец, уполномоченные союзников подписывают протокол, определяющий их позицию по отношению к любому революционному выступлению. «Союзные державы, – читаем в протоколе, – обладают неоспоримым правом сообща принимать предупредительные меры против государств, в которых изменение политических институтов произошло в результате революции, особенно когда эта революция явно противозаконна и является угрозой для безопасности других государств».
Несмотря на отказ Франции и Англии подписать этот угрожающий документ, союзники приглашают Неаполитанского короля Фердинанда I приехать в Лайбах, где продолжится работа конгресса, для совещания с союзными государствами и выработки карательных мер против его взбунтовавшегося королевства. Очень довольный этим первым реальным результатом совместных действий союзников, Александр пишет 4 ноября 1820 года княгине Софье Мещерской: «Мы занимаемся здесь делом столь же важным, сколь и трудным. Мы ищем способы борьбы с империей Зла. Она быстро расширяется, используя все тайные средства, которые способен изобрести управляющий ею сатанинский гений. Найти противоядие – не в жалких человеческих возможностях. Справиться со Злом может лишь Спаситель силой Своего Божественного Глагола. Воззовем же к Нему со всем жаром наших сердец, дабы Он простер над нами Свою Божественную длань».
На следующем конгрессе, открывшемся через несколько недель, 8 января 1821 года, в Лайбахе, союзники обсуждают конкретные меры подавления революционных движений. Этот поворот в политике Александра ослабляет роль Каподистрии на театре дипломатических переговоров. Царь, настроенный Меттернихом, подозревает в малодушии советника, вечно удерживающего его за фалды и мешающего ему двигаться вперед. Для восстановления порядка в Европе Австрия выставляет армию в 90 тысяч человек. Александр обещает прислать 90 тысяч русских солдат. В Лайбах вызван генерал Ермолов, чтобы принять командование этой полицейской армией интервентов. Но русским не приходится пускать в ход оружие. Австрийцы одни справляются с делом. Перейдя через реку По, они приводят Неаполь к повиновению, а чуть позже подавляют восстание в Пьемонте. Ермолов с облегчением пишет: «Конечно, не было доселе примера, чтобы начальник, предназначенный к командованию армией, был столько, как я, доволен, что война не имела места». Хотя русские штыки не понадобились, Меттерних удовлетворен: он больше не сомневается – в случае необходимости на них можно рассчитывать. «Не Россия нас ведет, – пишет Меттерних, – а мы ведем за собой императора Александра, воздействуя на него простейшими доводами. Он нуждается в советах и растерял всех своих советников. В Каподистрии видит вождя карбонариев. Не доверяет ни своей армии, ни министрам, ни дворянству, не доверяет своему народу. А в таком положении никем руководить нельзя».