Александр II

Сахаров Андрей Николаевич

– Оттоманская Порта запросила перемирия, – Александр II и князь Горчаков стояли друг против друга в сияющем чистотой салон-вагоне царского поезда. – Я велел великому князю Николаю Николаевичу при ведении переговоров не допускать уступок. – Император холодно смотрел на министра иностранных дел. – Наши союзники румыны, сербы и черногорцы должны иметь полную независимость. Я желал бы того для Боснии и Герцеговины, но вы, князь, сами говорили, нам необходимо успокоить австрийцев, потому мы согласны на автономию и протекторат.

– Ваше величество, – Горчаков ёжился, зяб по-стариковски. – Австрия всё более и более

принимает враждебное к нам положение и сближается с Англией. Россию будут склонять на автономию Болгарии под протекторатом Турции либо Австро-Венгрии.

– Мы уже это слышали.

– Но при нынешней ситуации…

– Нынешняя ситуация, князь, поставила нас в положение победителей.

– Ваше величество, иногда и в победах ощущается горечь. Достаточно вспомнить Кавказскую войну. Шестьдесят лет мы покоряли многоплемённый Кавказ. Замирили всех от Каспия до Черноморья, но какой ценой! И что скажет история об отъезде миллиона черкесов?

– Они покинули Россию, подстрекаемые турецкими эмиссарами.

– Вы правы, ваше величество, происки Турции. Но куда смотрели наши военные, наконец, дипломаты, допустившие, чтобы народ покинул родину, могилы предков и скитался на чужбине?

– Это прошлое, князь, ему четверть века, вернитесь ко дню сегодняшнему.

– Простите, ваше величество, – Горчаков слегка поклонился. – Из Вены Николов пишет: Дьюла Андраши готовит ноту России. Он протестует против создания на Балканах независимого славянского государства Болгария. Андраши ссылается при этом на нарушение нами Рейхштадтского и Будапештского соглашений [78] . Как бы нам ни было трудно, а мы обязаны отстаивать свободу Болгарии.

78

Рейхштадтское соглашение (см. примеч. ранее). Будапештское соглашение (конвенция) между Россией и Австро-Венгрией носило секретный характер (15.01.1877): речь шла о согласии России на оккупацию австрийскими войсками Боснии и Герцеговины при условии соблюдения Австрией нейтралитета в русско-турецкой войне. Это соглашение дало Австрии повод для пересмотра условий прелиминарного (предварительного) Сан-Стефанского мира, завершившего русско-турецкую войну. В результате этого договора Болгария, Босния, Герцеговина получали автономию; Сербия, Черногория и Румыния – независимость. К России отходили Южная Бессарабия и крепости Ардаган, Карс, Батум и Баязет.

– Я иначе мир и не мыслю, – Александр насупил седые брови. – Великий князь Николай Николаевич приступит к переговорам после того, как отряды Гурко или Радецкого начнут марш на Стамбул.

– В связи с этим, ваше величество, у меня есть сообщение посла из Лондона графа Шувалова: адмирал Хорнби получил предписание ввести флот в проливы и расчехлить орудия.

– Эта непомерно жадная обрюзгшая старуха Виктория трясёт телесами, стараясь запугать нас. Видит Бог, лорд Биконсфилд движет эскадру из Безикской бухты к проливам и обратно, как неуверенный шахматист фигуры… Мне кажется, любимчик королевы лорд Биконсфилд был более последовательным, когда носил просто имя Дизи.

– С вами, ваше величество, нельзя не согласиться, однако лорд Биконсфилд ненавидит нас не меньше, чем когда он носил короткие штанишки юного Дизи. И прежде, и теперь британский кабинет охотнее воевал бы с нами австро-венгерскими солдатами, но всё-таки нам будет довольно неприятно,

если мы введём армию в Стамбул под жерлами пушек английской эскадры. Тем белее на ратные подвиги кабинет лордов усиленно подбивает королева Виктория.

Александр II поморщился:

– От грязной ганноверской свиньи визга и в молодые годы было предостаточно, но вы все оказываете на меня нажим, и я вынужден уступить. Хотя убеждён: российские стяги над Стамбулом сделали бы султана более уступчивым при подписании мира.

– Но, ваше величество, это увеличит агрессивность Биконсфилда, Андраши и Бисмарка на предстоящем конгрессе, коего нам никак не избежать. У российской дипломатии нелёгкая задача: отстоять условия мирного договора, каковой мы заключим с Портой.

– Александр Михайлович, я понимаю, мы вынуждены будем согласиться на мирный конгресс, если таковой потребуется, но прошу вас, не уступайте достигнутого российской армией… Для России славянский вопрос – её собственное дело, здесь полумерами не обойтись. Когда конгресс станет реальностью, заранее уведомите Лондон, Вену и Берлин: мы готовы вести разговор лишь по вопросам, затрагивающим общеевропейские интересы. Я имею в виду проливы.

– Именно об этом, ваше величество, я уже уведомил советника Жомини. По остальным пунктам мирного договора с Оттоманской Портой Россия сохранит твёрдость, даже если нас оставят в одиночестве, а уж коварная троица к тому стремится.

– Уповаю на вашу мудрость, князь, не знаю, какой наградой и одарить вас.

– Покоя жду вечного, ваше величество, а Господь и Россия воздадут мне должное.

Александр отвернулся, бросил раздражённо:

– Вы свободны…

В тот же день в доверительной беседе Горчаков сказал Милютину:

– Армия, любезный Дмитрий Алексеевич, исполнила свой долг, теперь слово за дипломатией. Однако предвижу баталии грознее плевненских. Биконсфилд, Андраши и Бисмарк мечтают видеть нас в положении Осман-паши, ан мы не турки.

– Согласен с вами, Александр Михайлович, на Германию сегодня мало надежд. Она держится довольно определённо, заявляя, что должна щадить Австрию.

– Скажу вам больше, любезный Дмитрий Алексеевич, я начинаю улавливать, что даже Франция поддакивает Англии. Складывается впечатление, что против России опять вся Европа. Вот вам и библейское: благодеяние наказуемо!

– Вы имеете в виду?..

– Опять-таки Францию, каковую немногим более двух лет назад Россия спасла от пруссаков.

– Не ошибаетесь ли вы, Александр Михайлович, в своём суждении о французском правительстве?

– Моё чутьё меня не подводило. Стоит лишь проанализировать последнее заявление герцога Деказа.

– Но он только министр иностранных дел Франции.

– Любезный Дмитрий Алексеевич, хочу напомнить вам, известные действия министров иностранных дел есть отражение внешней политики государств. – Горчаков потёр руки, сказал с чувством горечи: – Ах, как бы я желал, чтобы мои тонкий нюх на сей раз обманул меня…

Преображенец Силантий Егоров, как и другие солдаты, далёкие от понимания стратегии высшего командования и дипломатических перипетий, видели одно: скоро конец войне и Дунайская армия, завершив освобождение болгар, возвратится домой, в Россию…

В то время когда отряд Гурко начал сражение за Адрианополь и вместе с орловцами и брянцами на штурм укреплений бросались ополченцы генерала Столетова, Радецкий, расчленив армию Сулейман-паши, ввёл в прорыв авангардную группу стремительного Скобелева.