Александр II
Шрифт:
– Пор-р-роть надо за такие фокус-покусы, – сказал Афиноген Ильич, – Нах-хал!.. Тут кузина девушка… Тебя за такие проделки из батальона, как пить дать, вышвырнут…
– Дедушка!.. Ваше высокопревосходительство!.. Ничего не вышвырнут. Высочайше одобрено. Вчера великий князь Владимир Александрович смотрел. Очень одобрил. Великий князь Константин Николаевич в Павловске встретил, подошёл, смеялся…
– А ты, Афанасий, как показывал-то свой выезд? В полном параде? – беря под руку офицера, спросил Фролов.
– Ну, натурально. С пуделем и со всем, что к нему полагается, – весело и громко, задорно поглядывая на Веру, сказал Афанасий.
Вера не обратила внимания на взгляды Афанасия. Она стояла, далёкая от всего того, что происходило вокруг. Вряд ли она и видела все экипажи. Она вдруг перестала понимать всю эту праздную, бездельную, красивую жизнь. Полчаса тому назад здесь, совсем недалеко, убился молодой, полный
IV
– Что же, – поднимаясь на стеклянный балкон и проходя через него за дамами в столовую, говорил Карелин, – вы показали нам сегодня, Афиноген Ильич, не премировку лучших выездов, которые и премировать нельзя, так различны они и так каждый по-своему хорош, а три политические программы, три настроения, три веяния нынешнего времени.
– Что вы, Аким Петрович. Уверяю вас, об этом и не думано.
– Охотно верю-с. Да вышло-то оно так.
Генерал просил к столу.
– Пожалуйте, баронесса, рядом со мною. Вы, графиня, к сыну, Суханов с Верой рядом, Аким Петрович напротив баронессы…
– Это интересно – то, что вы сказали, Аким Петрович, – сказала баронесса Тизенгорст, садясь по правую руку генерала. – Поразительно верно. И действительно так… Три нации, три направления нашей политики.
– Ваше высокопревосходительство, вы на празднике будете в каске? – спросил Фролов.
– Ну, натурально, Алексей Герасимович. На иллюминацию и концерт «при пароле» объявлена форма одежды – обыкновенная – каски без плюмажей [98] .
– Совсем будете как, я видал на картинках в «Иллюстрации», князь Бисмарк.
98
Украшения из перьев на головных уборах и конской сбруе.
– Вот я и говорю, – продолжал Карелин, – наш генерал с его брэком и ганноверскими конями, с его собаками – это прошлое – блаженной памяти государь Николай Павлович, манёвры русских и прусских войск под Калишем [99] тридцать пятого года. Совсем недавнее прошлое – когда мы дали маститому императору Вильгельму возможность молниеносно разбить французов под Седаном и войти в Париж – памятный семидесятый год… Мудрая вековая политика. Она слабеет последнее время, и ваш сын, Порфирий Афиногенович, предвосхищает близкое будущее – славянофильскую политику, обращение вспять от Европы – птицу-тройку со всею её анархической лихостью… Да-с, Порфирий Афиногенович, – повернулся Карелин к Порфирию, – ваша птица-тройка сама прелесть, но и анархия-с!.. Русь – не Россия, но Русь!.. Подлинная Русь – и вы, пожалуй, почти современны. В сферах идут колебания… Так вот-с… Ну, а молодой человек, вы далеко пройдёте-с… Предвосхищаете-с будущее-с… Альянс с Францией… Самодержавную Русь под руку с демократической республикой Францией.
99
Калиш – город в Польше. Здесь, а также в Бреславле 27-28 февраля 1813 г. был заключён между Россией и Пруссией Калишский союзный договор против Наполеона I. Этот договор положил начало 6-й антинаполеоновской коалиции.
– Да что вы, Аким Петрович, – запротестовал Фролов. – У нас, батюшка, марсельеза запрещена. Попробуйте заиграть или запеть – квартальный на цугундер [100] потащит… Какой же альянс?..
– И тем не менее, Алексей Герасимович, наша обожаемая цесаревна, чернокудрая с голубыми глазами, отразившими датские воды Северного моря, принцесса [101] Дагмара, имеет все причины ненавидеть объединённую Германию и тяготеть к иному государству. А – ce que la fernme veut – Dieu le veut [102] .
100
То есть тащить на расправу; привлекать к ответу.
101
В России
102
Что хочет женщина – того хочет Бог (фр.).
– Но государь ещё не стар, – нерешительно сказал Гарновский. – Ему всего пошёл пятьдесят восьмой год.
– Не стар, но сдаёт, – переходя на французский язык, возразил Карелин. – Он поддался общественному мнению. К чему нам этот славянский вопрос, раздуваемый так в Москве? Поверьте мне – Катковы, Аксаковы, Хомяковы не менее вредны России [103] , чем полоумные студенты, что идут просвещать народ в деревни. В нашем дворянстве и в офицерских кругах сердце превалирует над разумом. Идут к Черняеву сражаться за сербов, забывая, что они русские офицеры и их долг думать о России, а не о Сербии.
103
Катков Михаил Никифорович (1818 – 1887) – публицист, издатель журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости». В 30-е гг. был членом литературно-философского кружка Н. В. Станкевича (1813 – 1840). В 60-е – умеренный либерал. Позже апологет правительственного курса. Один из вдохновителей контрреформ правительства Александра III, заключавшихся в пересмотре реформ 1860-х гг., введённых Александром II, а именно: восстановление предварительной цензуры, введение сословных принципов в начальной и средней школе, отмена автономии университетов, введение института земских начальников, установление бюрократической опеки над земским и городским самоуправлением. Аксаков Иван Сергеевич (1823 – 1886) – публицист и общественный деятель. Сын писателя С. Т. Аксакова (1791 – 1859). Один из идеологов славянофильства. Редактор журналов «День», «Москва», «Русская беседа», «Русь». Выступал за отмену крепостного права. В годы русско-турецкой войны был организатором кампании за освобождение славян от турецкого ига. Хомяков Алексей Степанович (1804 – 1860) – религиозный философ, писатель, поэт, публицист. Один из основоположников славянофильства. В целом его религиозно-философские взгляды основывались на восточной патристике, то есть на учении и произведениях «отцов церкви» II-VIII вв., в которых изложены основы христианского богословия и философии. Всё это сочеталось у Хомякова с элементами философского романтизма. Выступал с либеральных позиций за отмену крепостного права, смертной казни, за принятие законов о свободе слова и печати.
– Не слушается старого князя Бисмарка, – буркнул себе под нос старый Разгильдяев.
– Позвольте возразить вам, – сказал Порфирий. Он покраснел и был возбуждён. Успех его тройки, а он ощущал его без слов, выпитое вино кружило ему голову. Ему было жарко. Мелкие капли блестели на его высоком, переходящем в лысину лбу.
– Пожалуйста. Du choc des opinions jaillit la verite [104] , – сказал Карелин, выбросил монокль из глаза и занялся форелью, положенной ему лакеем на тарелку.
104
Из столкновения мнений выясняется истина (фр.).
– Мой товарищ по Пажескому корпусу Николай Киреев, мой камер-паж – Дохтуров, лейб-гусар Раевский, гродненский гусар Андреев едут к Черняеву в Сербию. Такие люди!.. И, конечно, с высочайшего разрешения.
– Я о том и говорю-с.
– Да ведь это – подвиг, Аким Петрович, самый настоящий подвиг. И я сам сейчас всё бросил бы и поехал туда, где братья славяне, если бы не был уверен, что и без того попаду на войну за освобождение славян.
– Эк куда хватил! – сказал сердито Афиноген Ильич. – Да неужели ты думаешь, что мы будем драться за каких-то братушек? Этого только недоставало!..
– Иначе и быть, папа, не может. Если государь император разрешит этим доблестнейшим офицерам ехать к Черняеву, значит, сербская война и сербская победа угодны его величеству… Государь за славян… В «Новом Времени» статья о неудачах и бедствиях сербских дружин заканчивается: «…нет, не выдадим мы н а ш е г о Черняева». Этим н е в ы д а д и м дышит вся Россия – от последнего мужика до нас, офицеров корпуса колонновожатых, до самого государя!..
– Н-да-а, – протянул Карелин. – Птица-тройка сорвётся, понесёт сама не знает куда. В гору, под уклон ли, ей всё равно. Хоть в пропасть.