Александр Невский
Шрифт:
— Цыц! — осадил сердито Александр. — Князь еще выискался.
Кузница стояла у спуска к реке. Двери распахнуты настежь. В синеватой мгле ярко пламенел огонь горна. Мягко вздыхали, поскрипывая, мехи.
Лишь встав в дверях и присмотревшись, Александр наконец заметил людей. Отрок усердно раздувал мехи. Двое работали у наковальни. Старший, богатырского сложения, с широкой бородой, выхватил щипцами из огня раскаленную добела полосу железа, кинул ее на наковальню. Затем вынул из горна вторую полосу, немного поуже, но по
— Давай.
И тот, молодой, изо всех сил начал бить молотом по раскаленному железу: бум! бум! бум! Старший же, сжав левой рукой щипцы, двигал раскаленное железо то туда, то сюда по наковальне, тюкая молоточком там, где надобно.
Александр дивился, как этот маленький молоточек, указывая путь большому молоту, успевал уйти из-под страшного и сильного удара.
Полосы плющились, сливались вместе, постепенно темнея. И когда наконец железо потемнело, кузнец сунул его обратно в горн, а оттуда выхватил другую раскаленную полоску. Уложив ее на наковальню, посыпал каким-то порошком; тот вспыхивал искорками. Кузнец кивнул помощнику:
— Давай.
И опять ударил молот: бум! бум! бум! И опять тоненько вторил ему молоточек: тюк-тюк-тюк, тюк-тюк-тюк!
По форме раскаленной полосы Александр догадался: «Меч творят». И тут же над ухом раздалось горделивое:
— Мои лучшие кузнецы!
Александр покосился: рядом стоял князь Брячислав — в шуме, в звоне кузнечном и не заметил, как он подошел. Когда кузнецы кинули в огонь потемневшую заготовку. Брячислав махнул рукой:
— Погоди, Радим.
Кузнецы остановились, даже отрок перестал качать мехи, но бородач взглянул на него сердито, и опять — уф, уф — завздыхали мехи.
Оставив работу, кузнецы наконец поклонились господам. Поклонились не спеша, с достоинством людей, знающих себе цену.
— Радим, покажь-ка нашему гостю, князю Александру, меч твоей работы.
Радим прошел в темный дальний угол кузницы и вынес оттуда меч, протянув его рукоятью Александру.
Александр удивился непривычной легкости меча. С все возрастающим интересом он стал рассматривать его ближе, заметил извилистость на поверхности лезвия.
— Он же вроде свилеватый [82] .
82
Свилеватый — извилистый.
— Верно, князь, — улыбнулся Радим. — И береза свилевата — насколько крепче прямостойной! Ты погни его, погни.
Александр, взявшись за концы, прогнул меч. Отпустил — меч с легким звоном выпрямился. Молодой князь не мог удержаться от восхищения.
— Упруг-то, упруг, что твой лук! А?
Но тут же с сомнением заметил:
— Вот легковат.
— Легковат? —
Ратмир вынул меч.
— Что есть силы у каждого, ударьте в мечи, — сказал Радим.
Александр вознес меч над головой и, привстав на носки, сильно ударил им по мечу Ратмира. Железо взвизгнуло.
— Ух, — поморщился Ратмир. — Едва кисть не выбил.
— А теперь зрите, какой более пострадал, — сказал Радим. — Тяжелый али легкий?
Князь Александр тщательно осмотрел лезвие меча, даже пальцем ощупал место удара. Чисто.
— А мой-то зазубрился, — сообщил радостно Ратмир. — Зри-ка, Ярославич.
На его мече и впрямь была свежая глубокая зазубрина. Александр не мог скрыть своего восхищения.
— Ай да меч! Ай да железо! — шептал он.
Брячислав кивнул незаметно кузнецу, Радим понял, сказал:
— Коли к сердцу тебе, князь, меч наш, бери его себе. Сильной руке да сильным железом владеть.
Александр пронзительно взглянул в глаза Радиму, подумал: «Тобой бы владеть мне, тобой, кудесник», а вслух сказал:
— Спасибо, Радим, — и со звоном изогнул меч, любуясь его синеватым отливом.
XIV
НА ТУРА
В утреннем лесу было тихо и сумрачно.
Александр оглянулся и, убедившись, что слуг рядом нет, спросил:
— Ну как, Брячислав Василькович?
— О чем ты? — не понял Брячислав.
— Ведомо, о вчерашнем.
— К месту ль, ко времени ль говорить о сем, — засомневался Брячислав.
— Вот если тур на рога вздернет, тогда, может, и не ко времени будет, — улыбнулся Александр. — А пока живы — о живом и думать.
Вчера поздним вечером князья обговорили все, скрепили свой союз грамотой и печати к ней приложили. Собрались идти почивать. Слуги уж свечи гасить начали. Князь Александр, полуобняв за плечи союзника, молвил ему негромко:
— Эх, Брячислав Василькович, чернильный союз крепок, но кровный куда крепче. А?
Екнуло сердце у Брячислава, но виду не подал, спросил удивленно:
— Это как, князь?
— А так. Отдавай за меня дочь.
Как ни ждал князь Брячислав этого разговора, а все ж оторопел от неожиданности. Не такого ему сватовства хотелось для дочери.
— Эк ты как, — забормотал смущенно, — как-то наскоком, без сватов… без отнего благословения.
— Отнее уже есть, — за твоим черед, князь.
Брячислав мялся, не зная, что и сказать. Боялся поспешным согласием уронить честь и достоинство свое.
— Утро вечера мудренее, Александр Ярославич, — наконец нашелся он. — Пойдем почивать. А утресь где-нито сядем рядком да поговорим ладком.
Утром задолго до восхода солнца подняли князей ловчие: сговорено было в этот день на тура ехать. Долго скакали ночным лесом, наконец остановились под дубом у небольшой поляны.