Александр Пушкин и его время
Шрифт:
Стодвадцатитысячная зараженная холерой русская армия, распространяя вокруг себя эпидемию, вместо Западной Европы вторгается под командованием фельдмаршала Дибича-Забалканского в Польшу, где под городом Гроховом 19–25 февраля 1831 года разыгрываются кровопролитные бои. Поляки здесь оказывают упорное сопротивление и лишь потом отходят к Праге — укрепленному предместью Варшавы.
Борьба продолжается, ожесточенная, упорная. Русские солдаты гибнут от холеры, от сухарных поносов, от недоедания, наконец, просто от усталости. Изнеможенные и обозлённые, они жестоки к врагу.
Восстание из Польши перебрасывается в Литву, в Подолию. 14 мая Дибич разбивает польских повстанцев при Остроленке и сам умирает
Польское восстание 1830 года подавлено. Польша теряет свою конституцию, данную Александром Первым, и Царство Польское переходит на общее положение российских губерний. Таков был ход польских событий с внешней их стороны.
Время русской-польской борьбы было временем горячих споров среди самой русской общественности. Польское восстание было следствием июльской революции 1830 года, поднявшей трехцветное знамя как символ борьбы против белознаменной легитимной монархии, а главное — против Священного Союза и России.
При таких обстоятельствах Пушкин понимал очень талантливо, что революция 1830 года не короткий инцидент, что она чревата большими последствиями. П. И. Бартенев свидетельствует, что некий его знакомый встретил как-то в 1831 году на улице Петербурга Пушкина, очень задумчивого и озабоченного.
— Что с вами?
— Все читаю газеты! — был ответ Пушкина.
— Так что же?
— Да разве вы не понимаете, что теперешние обстоятельства чуть ли не так важны, как в 1812 году, — отвечал Пушкин.
Чрезвычайно яркую картину настроения русского общества и студенчества того времени дает своим талантливым пером Герцен:
«Славное бегло время, события неслись быстро. Едва худощавая фигура Карла X успела скрыться за туманами Голируда, Бельгия вспыхнула, трон короля-гражданина качался, какое-то горячее, революционное дуновение началось в прениях, в литературе. Романы, драмы, поэмы — все снова сделалось пропагандой, борьбой…
Мы следили шаг за шагом за каждым словом, за каждым событием, за смелыми вопросами и резкими ответами, за генералом Лафайетом и за генералом Ламарком, мы не только подробно знали, но горячо любили всех тогдашних деятелей, разумеется, радикальных, и хранили у себя их портреты, от Манюеля и Бенжамена Констана до Дюпоп де Лера и Армана Кареля.
Середь этого разгара вдруг, как бомба, разорвавшаяся возле, оглушила нас весть о варшавском восстании. Это уже недалеко, это дома, и мы смотрели друг на друга со слезами на глазах, повторяя любимое:
Nein! Es sind keine leere Tr"aume![21]
Мы радовались каждому поражению Дибича, не верили неуспехам поляков, и я тотчас прибавил в свой иконостас портрет Фаддея Костюшки».
События в Польше энергично революционизировали общественное мнение в России.
Для Пушкина июльская революция 1830 года имела еще одно следствие, которое вызывало в нем глухую тревогу. После ее победы из Франции «побегли» поверженные сторонники Бурбонов и их белого знамени. И Пушкин снова со всей своей прозорливостью заносит в дневник в январе 1834 года такой, пока еще не понятый сигнал судьбы:
«Барон д'Антее и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет».
А кругом, несмотря ни на что, жила и работала наша страна, наш великий народ работал, ощупью ли, прозрением ли ища свое будущее…
Строится шоссе между Петербургом и Москвой. Холерные бунты сотрясают страну.
Жестокие бунты в новгородских военных поселениях. Развивающаяся торговля в Одессе.
И в трудной своей семье, среди год от году рождающихся ребят своих, во время затяжной войны, среди придворных интриг, среди общественного брюзжания все время в неизбывных трудах растет созидающее творчество Пушкина.
Поэт вступает в последний, самый плодотворный период своей работы. Он не одинок теперь, вокруг него его любимая семья. Он живет простой, творческой жизнью… С молодостью покончено!
…Смирились вы, моей весны Высокопарные мечтанья, И в поэтический бокал Воды я много подмешал. Иные нужны мне картины: Люблю песчаный косогор, Перед избушкой две рябины, Калитку, сломанный забор, На небе серенькие тучи, Перед гумном соломы кучи Да пруд под сенью ив густых, Раздолье уток молодых; Теперь мила мнe балалайка Да пьяный топот трепака Перед порогом кабака. Мой идеал теперь — хозяйка, Мои желания — покой, Да щей горшок, да сам большой.Глава 21. Великое шестилетие
Последнее шестилетие жизни Пушкина резко отличается от предшествующей жизни. Дата 18 февраля 1831 года, когда Пушкин стал под венец с Натали Гончаровой, рубежом отделила Пушкина свободных молодых лет от времени стремительного его творческого созревания и роста. Жена, семья, дети, весь его новый быт вместе с его службою, с положением в обществе означили собой полдень его трудов. Чем крепче с действительностью увязывали его семейные узы, его тяготы, его заботы, его светский регламент, тем выше, как Аполлон, стремится он на золотой колеснице, уносимой конями Солнца, к самой высоте синего неба. Трудности не сокращали, а увеличивали его силы. Рождая, подобно нимфе Эхо, свой отклик на каждое событие мира и жизни, сам он — «сеятель благополучный» — ведет широкий щедрый сев своих идей, что мы теперь имеем зреющим в культуре народа. В свою семейную жизнь Пушкин уходит, как в спокойную крепость, чтобы там работать.
После этого рубежа первым пушкинским творением была написанная в Царском Селе 29 августа 1831 года «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди».
Насколько было бы бедней детство каждого из нас, не будь у нас этой сказки, бесценного подарка Пушкина ребенку, начинающему осваивать великолепный свой язык! Пушкинская сказка со всеми ее элементами, взятыми из русской были, — мудрая, красивая, веселая, благополучная, — создана для детей всего мира, пусть все в ней знакомо, все особо родно нам. И звонкий зимний вечер, и жужжанье прялок, и царь в шубе из золотой овчины, подглядывающий в щелку забора за молодыми пряхами, и счастье доброй девушки — все это так просто, так убедительно мило, все это хранится в расписных, кованых сундуках народной памяти нашей… Как бы ни был силен город, городская сказка — не сказка, она всегда подавлена, ущемлена богатством либо бедностью; на народной же сказке — всегда отпечаток земли, лесов, рек, полей, вечной свободы природы…