Александр Солоник: киллер мафии

Карышев Валерий Михайлович

– Почему обязательно нестандартный? И вообще, какая разница, кто будет ликвидатором? – пожал плечами заместитель. – Главное, на мой взгляд, конечный результат…

– Разница есть. Рано или поздно информация об «С-4» просочится наружу. Стало быть, наши оппоненты рано или поздно отреагируют, и реакцию предугадать нетрудно. «Тайная организация», «государственный беспредел в ответ на беспредел бандитский», вся эта романтическая мишура в газетно-бульварном стиле выглядит пошловато. В такую структуру трудно поверить, но уж если в нее действительно поверят, при весьма вероятной проверке скрыть следы «С-4» практически невозможно. Конечный результат – не только физическая ликвидация… Извините, вы когда-нибудь читали

Гофмана? – Координатор частенько склонялся к силлогизмам и отвлеченным литературным параллелям, и вопрос, заданный как бы некстати, нимало не удивил его заместителя.

– Имеете в виду одного из идеологов неонацизма? – уточнил он.

– Нет, был такой немецкий писатель-классик. У него есть замечательный образ – «Крошка Цахес». Нам надо создать нечто подобное – эдакий рыцарь плаща и кинжала без страха и упрека. Идейный борец с оргпреступностью. Карающая десница. Человек-легенда. Определений можно подобрать великое множество, и это говорит о богатстве идеи. А идея проста: страх.

Собеседник Координатора затушил окурок и тут же потянулся за следующей сигаретой – беседа принимала несколько неожиданный оборот, и он выглядел взволнованным.

А Координатор продолжал:

– Страх всегда персонифицирован – он не может быть размытым, абстрактным. Боятся всегда конкретно кого-то или чего-то. То, что имеет имя. Нужен один-единственный человек, реальный, именем которого можно будет пугать. – Взглянув на бывшего сыскаря, хозяин кабинета по выражению его лица отметил – мысль понята правильно. – На такого человека будет работать вся «С-4»: разведчики, аналитики, другие ликвидаторы. У него будет свой, хорошо узнаваемый почерк, который, при желании, можно будет легко подделать. Еще раз подчеркиваю: работа целого подразделения будет фокусироваться именно на нем одном. С другой стороны, такой человек идеален как ширма, как прикрытие. Представьте, что за короткое время происходит пять… десять… пятнадцать ликвидаций лидеров криминалитета. Но вешаются они на него одного. Купленные журналисты раздувают вокруг него истерию, народ трепещет, бандиты одновременно и понимают, кто он, и не понимают, кто за ним стоит и почему ему все удается. А вдруг – действительно «тайная организация», подконтрольная ФСБ? Улавливаете мою мысль?

Заместитель позволил себе улыбнуться.

– А вы не боитесь, что он выйдет из-под контроля?

– Вы сами сказали, что с таким контингентом можно договориться, – напомнил хозяин офиса.

– Остановка за малым – подобрать такого человека. – Бывший полковник МВД уже понял, что эта задача скорее всего будет возложена на него.

И не ошибся.

– Вот вы этим и займетесь. Фактуру и особенности контингента, в отличие от меня, знаете, материалом, как говорится, владеете. – Координатор пододвинул к себе все ту же копию личного дела, перечеркнутую диагональной красной полосой. – Вот рекомендую, например, этого: Солоник Александр Сергеевич, бывший работник МВД, осужден по сто семнадцатой статье. Даже по этим материалам видно, что его следственное дело грубо сфабриковано. Бывший сотрудник милиции, осужденный по такой статье, – на зоне ему прямая дорога в опущенные. Пытались – не получилось. В одиночку успешно противостоял кодле блатных. В контакты с администрацией ИТУ принципиально не вступает. Не пьет, не курит, старается поддерживать спортивную форму. Заключенные его не любят, но относятся с опаской. Но главное – не это: обостренные комплексы, неудовлетворенные амбиции, невысокий общеобразовательный уровень, провинциальные запросы, отсутствие четко выраженной жизненной установки. Короче, осознанное несоответствие реального и умозрительного. Теперь он деморализован, загнан в угол, надеяться ему не на что. И он это прекрасно понимает. Сейчас в ИТУ в Ульяновской области.

Собеседник с сомнением пролистал личное дело.

– Ну, допустим,

я с ним побеседую, предложу продать нам свою душу. Допустим, он даже согласится, потому как надеяться ему действительно не на кого и не на что. Но как мы его из зоны-то выдернем? На условно-досрочное он не подходит юридически, амнистия для таких, как он, не предусмотрена. Пересмотреть дело в порядке прокурорского надзора и назначить пересуд? Тоже незаконно – он же бежал, и это доказанный факт.

Координатор улыбнулся – несколько высокомерней, чем требовалось.

– Не забывайте, кто мы и для чего созданы. И кто за нами стоит. Да мы сами, если начистоту, незаконны. И «С-4» незаконна. Но полномочия нам даны самые широкие. Вы ведь в милиции служили и прекрасно знаете, что даже из самых страшных зон можно убежать. Особенно если есть помощь с воли. – Поднявшись из-за стола, хозяин дал понять, что беседа закончена. Когда заместитель стоял уже в дверях, хозяин кабинета как бы невзначай добавил: – Получится из него что-нибудь, не получится – ничего страшного. Время терпит, а выбирать у нас есть из кого…

Свет заходящего солнца, пробиваясь через забранное толстой решеткой пыльное оргстекло, ровными прямоугольниками ложился на письменный стол, стоявший у самого окна, и эти прямоугольники казались нарисованными на его поверхности. Так хотелось смахнуть, стереть их, чтобы геометрическое перекрестье не напоминало о неволе! Пахло пылью, лежалыми бумагами, мышами, плесенью, хлоркой и сгоревшей проводкой – последний запах был особенно сильным.

Сидевший за столом пожилой мужчина с круглым лицом и небольшими черными усиками внимательно изучал невысокого зэка, одетого в зоновский бушлат, именуемый тут обычно «клифтом». Смотрел долго, не мигая – так биолог рассматривает в микроскоп какое-то мелкое насекомое.

Осужденный выглядел предельно настороженным. Старался не встречаться взглядом с человеком за столом. По всему было видно, ему очень хотелось побыстрей отсюда уйти. Но в то же время сделать это он не мог: для любого осужденного всякий «вольняшка», то есть неосужденный, – начальник. А тем более такой: с пристальным, откровенно изучающим взглядом, вкрадчивыми манерами, многозначительным молчанием…

Что-что, а начальственный вид тут, на «строгаче», сразу бросается в глаза.

– Ну, присаживайся, – наконец получил предложение зэк.

Тот присел на хромоногий табурет.

– Курить не предлагаю, потому что знаю – не куришь, – сидевший за столом чиркнул зажигалкой, закурил, на мгновение окутываясь сероватым дымом. – А лихой ты, однако… Саша.

Названный Сашей поднял на говорившего взгляд, в котором явственно читалось: ну чего тебе от меня надо? Зачем с «промки» выдернул? Если ты опер – то пустая затея: не буду стучать. Если какая-то проверка из Главного управления исправительно-трудовых учреждений – не по адресу. Я тут кто – «бугор», то есть бригадир, и начальства надо мной – выше крыши…

– А я к тебе, Саша Солоник, по делу. Специально из Москвы. Кстати, вот мои документы, – говоривший привычным жестом развернул корочку алого сафьяна, явно не ментовскую.

– Что надо, гражданин начальник? – нарочито грубо спросил Солоник.

– Да ничего не надо, – пожал плечами визитер.

– Если стукачом хотите предложить – не пойду, – голос зэка прозвучал на редкость категорично.

– И правильно, – лучезарно улыбнулся москвич. – Ты на себя посмотри – какой из тебя стукач? Слишком заметен, слишком на виду, к тому же еще – «бугор» и мусор, пусть даже и бывший. От ментов ты отбился, ни к чему другому не прибился. Потому что не возьмут. Доверия к тебе и так ни у кого нет, запалишься враз, – несомненно, этот человек неплохо знал лагерную фактуру. – К тому же проблем у тебя из-за милицейского прошлого и нехорошей статьи было немало. А будет еще больше.