Александра
Шрифт:
Для Александры несомненно одно — она не оставит Николая одного — все равно, какими бы ни были пункт назначения и цель поездки. Но после небольшого ранения Алексей вновь болен и даже настолько тяжело, что не может встать с постели. Может ли она покинуть Алексея в таком состоянии? В этот день, вопреки своему обыкновению, Александра доверяет свои тревоги дневнику:
«12/25 апреля, четверг.
После завтрака пришел комиссар Яковлев якобы для подготовки церкви для страстной недели. Вместо этого объявляет нам, что по приказу своего правительства должен всех нас увезти. (Куда?) Увидев, что Бэби слишком болен, он хочет забрать одного Щиколая] (если тот не захочет за ним следовать, он будет вынужден прибегнуть к насилию). Я должна решить, остаться ли с больным Бэби, или сопровождать Н. Решила ехать, так как это необходимее и он в опасности; мы не знаем, правда, куда и зачем (предполагаем, что в Москву). Все это доставляет страдания. Мария едет с
«Никогда в жизни мне так трудно не давалось решение», — признается она Жильяру в отчаянии и, покидая дом, просит его побыть с Алексеем. Учитель обнаруживает, что больной мальчик повернулся к стене, — никогда он не видел, чтобы тот так горько плакал.
Александра описывает эту поездку в неопределенность:
«13/26 апреля, пятница. Едем в повозке.
Мария на телеге. Н. с комиссаром Яковлевым. Холодно, серо и ветрено. Сидим над Иртышем после смены лошадей в 8, в 12 делаем остановку в деревне и пьем чай со своими припасами. Дорога ужасная, промерзшая земля и грязь, вода со снегом до брюха лошадей, страшная тряска. У нас все болит. После 4 спрыгнул Чека, которого сменили, и нам пришлось перебираться в другую телегу. Пять раз меняли лошадей и приехали в другой телеге (…) Нам не говорят, куда поедем из Тюмени, некоторые думают, что в Москву, а детей вскоре привезут следом, когда река вскроется и Бэби поправится. То и дело у телеги отпадает колесо или еще что-нибудь ломается. Багаж всегда отстает. Боли в сердце; написала детям через нашего первого возницу.
14/27 апреля, суббота. Воскрешение Лазаря.
Встали в 4, попили чаю. Упаковались, переправились через реку в 5 пешком по доскам, затем на пароме. Ждали целую вечность. Пока мы поедем дальше, в четверть восьмого (комиссар все время беспокойно метался, телеграфировал). Погода лучше, дорога ужасная. Снова шесть раз меняли лошадей, возниц еще чаще, так что оба дня одни и те же люди. В 12 приехали в Покровское [родина Распутина], поменяли лошадей, долго стояли перед домом нашего друга…»
После тяжелейшей многодневной поездки в жестких телегах конвой перегружается в поезд. В Тюмени его направляют вместо Москвы в Екатеринбург, где по прибытии окружают красноармейцы. После переговоров Яковлев сдает свои полномочия, и Екатеринбургский совдеп заменяет всю охрану. Позднее Свердлов будет рассказывать германскому послу о таинственном «инциденте» и о том, что будто бы сделал все, чтобы привезти царя в Москву, но «в такие неспокойные времена» он «действительно не мог поручиться за то, что происходит в Сибири…» На самом деле именно Свердлов, не предупредив Яковлева, которому не доверял, распорядился повернуть поезд в Екатеринбург, так как судьба царской семьи была уже решена.
Семью привезли в особняк, который незадолго до этого был спешно реквизирован у зажиточного купца по имени Ипатьев. Дом еще не подготовлен, и первые ночи некоторым членам семьи пришлось провести на полу. Но это будет лишь маленькая неприятность по сравнению с тем, что первой партии и позднее подъехавшим остальным членам доведется испытать.
Александра находит утешение в молитвах. В дневниковых записях о неудобствах всего пару слов, зато всегда она упоминает, какое именно место в Библии читает; она сообщает также о том, что Николай читает то из Иова, то из легенды о святом Николае, то снова из Евангелия. Невзирая на обстоятельства, Александра питает надежду, что все вдруг переменится к лучшему. Еще в день приезда в этот екатеринбургский дом она нарисовала на оконном стекле древнеиндийский крест с поперечинами — свастику — символ солнца и счастья…
Все же ужесточение политического климата, повлекшее за собой свержение буржуазного Временного правительства Лениным осенью 1917 г., вскоре коснулось и царской семьи. Охрану и ее командира, определявших для узников порядок соблюдаемых запретов и требований, заменили более благонадежными и преданными новым революционным властям.
Соответственно возрастают придирки стражников к царской семье, а некоторые солдаты не останавливаются даже перед рукоприкладством. Комнаты не запираются, и охрана может входить в любое время; режим содержания ужесточается, и выходить во двор разрешают не более часа, а то и всего полчаса в день; продовольственные карточки, выданные семье Временным правительством, упразднены, довольствие сокращено до солдатского пайка. И все же семья еще кое-что высылает тем, которые, по ее мнению, нуждаются, урезая свой и без того скудный рацион. Болезненнее всего Александра
С 10 мая 1918 г., через месяц после приезда Александры в Екатеринбург, здесь уже и другие ее дети. Но по прибытии на вокзал их разлучили почти со всеми ехавшими с ними верными друзьями семьи; им не позволили более находиться с царской семьей. Некоторых из них тотчас же привезли в тюрьму и расстреляли.
В Тобольске и во время переезда багаж семьи постоянно обыскивался, и все ценные вещи были изъяты. Кроме обручального кольца и несъемных браслетов Александре, как и ее дочерям, пришлось отдать все украшения; остались лишь бриллианты, которые они еще в Тобольске зашили в белье. Обстановка заметно накаляется. Когда матрос Алексея Нагорный протестует против того, что у его подопечного отняли икону, висевшую над кроватью, его уводят и вскоре расстреливают в тюрьме.
Из членов свиты, с утратой которых Александре теперь приходится мириться, тяжелее всего пережить отсутствие Жильяра, ставшего близким другом семьи.
Не дав себя запугать, он, как швейцарский гражданин, в мае 1918 г. ввиду явно тревожного положения семьи всеми силами борется за ее безопасность. Жильяр обращается в консульства Франции и Англии — союзнических с Россией стран. Но его старания напрасны: французский консул находится в отпуске, британский успокаивает швейцарца: мол, никакой опасности, ибо за ситуацией следят и не видят никакой угрозы для семьи: «У нас все под контролем, не беспокойтесь», — звучит ответ. Между тем к московскому правительству обращается и датская сторона (в Дании находится теперь царица-мать, урожденная датская принцесса, с сестрами Николая Ольгой и Ксенией). — «Нет причин для волнений, — отвечают из Москвы, — Романовы в безопасности». Даже германский посол Мирбах совершает демарш перед советским правительством. Он указывает в первую очередь на немецкое происхождение царицы и передает озабоченность германского правительства и его желание, чтобы сохранили жизнь, по крайней мере, царице. О детях речь не идет: как следует из переписки в мае — июле 1918 г. между берлинским министерством иностранных дел и германским послом в Москве, считается, что ходатайство за Алексея — ввиду его положения как престолонаследника — могло бы насторожить советское правительство, и его могли бы истолковать как (разделяемую, как известно, большей частью российского населения) симпатию к потенциальному претенденту на престол. Ответ советского правительства стереотипный: «С царской семьей все благополучно».
Однако в мае 1918 г. германского посла в Москве убивают, его преемник Гельфферих не осмеливается выходить из своей резиденции и, в конечном счете, сбегает в Германию.
Различных стадий планирования достигают попытки спасения царской семьи, рассматриваемые отдельными представителями бывшей царской армии. В конечном счете, однако, большинство из них терпят провал из-за невозможности для соответственно крупной группы захвата прорваться в Екатеринбург через фронты уже бушевавшей гражданской войны. На Украине, объявившей независимость и еще не захваченной большевиками, один из инициаторов обращается в германскую военную комендатуру. Там обещают спасателям даже предоставить вооружение и транспортные средства. Но затем германское имперское правительство уведомляет о том, что никак не может согласиться на это. В Петрограде друзья царской семьи и иностранные дипломаты тайно собирают крупную денежную сумму. Организатором акции по спасению выступает Соловьев, зять Распутина, так как он знаком с местностью. В конце концов, и здесь зловещая фигура Распутина вновь бросает тень на судьбу царской семьи:
Соловьев сбегает с деньгами в Европу и открывает в Берлине ресторацию…
В июне 1918 г. брата бывшего царя великого князя Михаила Александровича привозят в Пермь и расстреливают. Одновременно ленинским правительством в Москве отдаются распоряжения о ликвидации других членов династии Романовых, которые приводятся в исполнение в течение нескольких месяцев. Ряд великих князей посадили в петроградскую Петропавловскую крепость и расстреляли. Других с сестрой Александры Эллой, которую арестовали в Москве и увезли в Сибирь, заводят в лес и сбрасывают живыми в шахту, бросив вслед взрывчатку. Когда в этот район пробивается белая армия и находят их трупы, то устанавливают, что Элла была еще пару дней жива и, будучи тяжело раненной, перевязала платком одну из жертв…
Когда новым комендантом Ипатьевского дома становится Юровский, тучи сгущаются. Просьбы об облегчении условий, пресечении придирок, предоставлении необходимых медикаментов, по крайней мере для Алексея, натыкаются на стену молчания. Словно больше не стоит труда облегчать условия жизни людей, конец которых уже предрешен. С новым комендантом сменяется и охрана. Часовые несут службу не только по внешнему периметру усадьбы на улице, но и во дворе и перед каждой отдельной комнатой дома. Окна зарешечены.