Александра
Шрифт:
В тот же
«…мысль о низвержении государя и регентстве великого князя Михаила Александровича глубоко меня потрясает. При конституционной форме правления и надлежащем снабжении армии государь обязательно приведет войска к победе. Я бы сама к Вам приехала, но моя карета реквизирована, а дойти пешком у меня не хватит сил. Да смилуется наш Господь и спасет нашего дорогого царя и нашу отчизну…»
Прилагается копия письма великого князя Кирилла Владимировича к еще исполняющему свои обязанности председателю Государственной Думы Родзянко, в котором он просит того сделать все возможное для спасения монархии, пусть и в конституционной форме.
Коллективное письмо заканчивается словами: «Мы на Вашей стороне и готовы отдать за Вас все до последней капли крови!»
Однако для советов и изъяснений в лояльности уже слишком поздно.
Через день — совершенно неожиданно для Николая — отрекается и его брат, великий князь Михаил Александрович: вопреки уговорам Милюкова и Гучкова (с которыми Александра до сих пор так ожесточенно боролась и которые, однако, по-прежнему остаются лояльными поборниками конституционной монархии и тем самым защитниками короны) и под давлением Керенского, которому чужда сама мысль о дальнейшем существовании монархии. Теряющий, видимо, влияние Родзянко больше не находит в себе сил сопротивляться общей тенденции и не оказывает великому князю поддержки в тяжелый момент: судьба монархии и династии Романовых решена окончательно и бесповоротно.
Получив тревожную весть, из Киева в Могилев, в Ставку, спешат царица-мать и великий князь Александр Михайлович (Сандро). Решение царя озадачило обоих. Выслушав их упреки, Николай объясняет, почему не использовал армию: отречением он хотел избежать гражданской войны и, в расчете на дальнейшее продолжение войны, исключить армию из политики, более того, он убежден, что Временное правительство лучше справится с положением, чем он.
В то время как различные европейские правительства, включая британское, поздравляют новое правительство в «победе народа над деспотизмом», английский король Георг, кузен Николая и Александры, обеспокоено записывает в своем дневнике: «Плохие новости из России, практически вспыхнула революция; однако она направлена против правительства, а не царя. — Через два дня он вынужден добавить: — Я глубоко поражен…» — и телеграфирует в Царское Село: «События последней недели меня очень встревожили. Мысленно я с Тобой и навсегда останусь Твоим верным и преданным другом, каким был в прошлом».
Однако эта телеграмма так и не была доставлена, и Александра с Николаем никогда о ней не узнают.
На следующий день Александра впервые после прекращения железнодорожного сообщения и телефонной связи, получает
Когда спустя день Александра заставляет себя прочесть манифест, она тихо произносит: «Больше я не царица…»
Несмотря на все, 4 марта она пишет в своем последнем письме в Ставку:
«Какое я испытала облегчение, когда услышала Твой голос… Только сегодня прочла манифест. Люди вне себя от отчаяния (…) Военные подымутся (…) Я чувствую, что еще засветит солнце — я вижу Тебя снова на троне (…) Здесь арестовывают без разбору, налево и направо (…) Как Тебя унизили! Я не узнаю, кто это был, пока Ты сам мне не скажешь. У меня чувство, что армия восстанет!»
Проходит совсем немного времени, и уполномоченный нового Временного правительства объявляет царице, что они должны считать себя находящимися под арестом. Между тем царь из Ставки телеграфирует в Думу свои требования: обеспечить ему и его семье свободный проезд в Крым. Однако, угрожая контролем над уличной толпой, верх в ней берет революционное крыло, использовавшее события последнего времени и политику демократизации для усиления своей власти. Под его нажимом царя, хотя и отрекшегося, объявляют арестованным в Ставке — точно так же как и его семью в Царском Селе.
Вместе с царицей и детьми домашнему аресту подвергнуты также весь штат прислуги и придворные. Если хотите, можете уходить, так как вы свободны, объявляет комендант. Только немногие находят в себе мужество разделить неопределенную судьбу царицы. И начинается такое массовое бегство, что комендант презрительно цедит сквозь зубы: «Лакеи…»
Но не только безлюднеет дворец, сменили и охрану. На ее место заступают революционно настроенные солдаты. Теперь семью не охраняют, а сторожат.
После многодневного ожидания наступает радостный миг: Николай возвращается. Через дворцовые ворота он вступает в другой мир. Печальная картина открывается его взору: повсюду неряшливые солдаты в неухоженном обмундировании. От привычного уважения к хозяину дома нет и следа, и, торопливо шагая по аллее к Александровскому дворцу, бывший царь, по обыкновению, механически отвечает на приветствия, которых не было…
Когда Александре докладывают о его прибытии, она выбегает навстречу, как девочка. Они бросаются друг другу в объятия и плачут. «Мне очень жаль», — вновь и вновь повторяет Николай.
Детям уже обо всем рассказали. Алексей спрашивает, кто же теперь будет царем — и если никто, то кто же будет править. О собственном праве, в сознании которого он все эти годы воспитывался, и своем положении престолонаследника, он не обмолвился ни словом. Гораздо более глубоко задевает Алексея то, как неуважительно обращаются теперь охранники, вдохновленные революционным духом новых властителей, с его отцом, который всегда был для него могущественнейшим человеком в мире.
Семье ограничивают свободу передвижения. Сначала им вовсе запрещают выходить из дворца, затем разрешают только на некоторое время, погулять по парку. Но и там не оставляют одних. К тому же караульные солдаты ведут себя по-хамски: словно расшалившиеся дети, они забавляются тем, что демонстрируют друг перед другом власть над некогда могущественным государем. Начальники вдолбили им в головы революционные доктрины, и царь для них жестокий и кровожадный деспот.
На грубость солдат семья реагирует с достоинством: Александра объясняет причины «пороками времени». Бывший царь, правда, поражен тем, как низко опустились солдаты его страны.