Александрийская поэзия
Шрифт:
Сам их в свой дом забирает иль детям оставит в наследство.
Но, чтоб ее рассердить, я теперь ее будто не вижу,
Будто нашел я другую; она, видно знает об этом.
Ну и ревнует, ей-ей. От ревности тает, из моря
В бешенстве взгляды бросает к пещере и в сторону стада.
Пса-то ведь я же науськал. А прежде, как был я влюбленным,
30С радостным визгом он мчался и тыкался мордой ей в бедра.
Видя мое обращенье,
Скоро за мной присылать, но захлопну я двери, покуда
Клятвы не даст, что сама мне на острове ложе постелет.
Вовсе не так уж лицом я уродлив, как люди болтают;
Давеча в воду я глянул, как на море было затишье, —
Право, бородка на славу, и глаз мой единый не хуже.
Так показалося мне; ну, а что до зубов отраженья,
Блеском затмило оно белоснежные Пароса 74камни.
Только не сглазил бы кто! Но я трижды за пазуху плюнул:
40Так Котитарис меня научила, старуха знахарка».
С Дафнисом, песню допев, обменялся Дамойт поцелуем;
Давши в подарок свирель, награжден был он флейтой чудесной.
Дафнис-пастух на свирели, на флейте Дамойт начинает.
Тотчас же все их коровы на мягкой траве заплясали.
Кто ж победитель? Никто. Не остался никто побежденным.
Помню, однажды направил из города путь я к Галенту, 75
Вместе с Эвкритом я шел, был Аминт нашим спутником третьим.
Там, в благодарность Део, 76созывали на жатвенный праздник
Всех Фрасидам с Антигеном; их двое — сынов Ликопея,
Отпрысков славной семьи: от Клитии род их ведется
И от Халкона — того, что вызвал источник Бурину, 77
Крепко ударив о скалы коленом; теперь близ потока
Вязы промеж тополей разрослись тенистою рощей,
Зеленью пышных вершин соткав густолистые своды.
10Мы полпути не прошли, и могильная насыпь Брасила 78
Даже вдали не виднелась, как добрые Музы послали
Спутника славною нам — одного кидонийского мужа.
Имя Ликида носил он и был козопасом; навряд ли
Кто усомнился бы в этом: глядел он и впрямь козопасом.
Шкурой косматой с козла густошерстого, белого с желтым,
Плечи свои он покрыл, сычугом еще пахнущей крепко.
В плащ был потертый одет, пояском подпоясан плетеным;
Крепкий изогнутый посох из дерева
В правой держал он руке. И спокойно, ко мне обратившись,
20Молвил с улыбкой в глазах — усмешка чуть морщила губы:
«Ах, Симихид, ну, куда же ты тащишься в знойную пору?
Даже и ящерки спят в этот час, забираясь в терновник.
Жавронки — гости могил — и те в этот час не порхают.
Может, идешь ты к обеду незваный? И к чьей же ты бочке
С прытью такою бежишь? Шагаешь ты поступью бойкой,
Даже и камешки все под твоим сапожком распевают».
Я же ответил: «Ликид мой любезнейший, все говорили
Мне пастухи и жнецы, что чудесной игрой на свирели
Славишься ты между ними; и это мне радует сердце.
30Все же надеюсь, что мог бы, пожалуй, померяться силой
В пенье с тобой. Дорога лежит нам на жатвенный праздник.
Пышно одетой Деметре друзья мои в жертву приносят
Первых плодов урожай; богатою, щедрою мерой
Им в это лето богиня наполнила хлебом амбары.
Знаешь ли, путь наш один, и одна нас заря провожала;
Песни, давай, мы споем — это будет на пользу обоим.
Музам глашатай я звонкий, и часто меня называют
Все наилучшим певцом; но, клянусь, я не так легковерен!
Думаю я, что навряд удалось победить в состязанье
40Славного мне б Сикелида самосского, также — Филета.
Пел как лягушка бы я, состязаясь с кузнечиком в пенье».
Так я нарочно сказал. Козопас, улыбнувшись мне с лаской:
«Посох тебе подарю, промолвил, за то, что, как вижу,
Выкован весь ты из правды, как следует отпрыску Зевса.
Мне тот строитель противен, что лезет из кожи с натугой,
Думая выстроить дом вышиною с огромную гору.
Жалки мне птенчики Муз, что, за старцем хиосским 79гоняясь,
Тщетно стараются петь, а выходит одно кукованье.
Но запоем, Симихид, поскорее мы песни пастушьи,
50Я начинаю — послушай, придется ль, мой милый, по сердцу
Песенка эта; в горах я сложил ее вовсе недавно:
«Агеанакт пусть закончит удачно свой путь в Митилену, 80
Даже коль южная буря к Козлятам на запад погонит
Влажные волны и к ним Орион прикоснется ногою. 81
Если к Ликиду, чье сердце сжигает огонь Афродиты,
Будет он добр, — к нему пламенею я жаркою страстью, —