Александрийская поэзия
Шрифт:
Чайки пригладят прибой для него, 82успокоят и море,
Южную бурю и ветер восточный, что тину вздымает.
Чайки, любимые птицы морских Нереид синеоких,
60Всех вы пернатых милее, из волн добывающих пищу.
Агеанакта желанье — скорее доплыть в Митилену;
Пусть же он будет удачлив и пристани мирной достигнет.
Я же в тот день соберу цветущие розы, аниса
Или левкоев нарву и венок этот пышный
Я зачерпну из кратера 83вина птелеатского, 84лягу
Ближе в огню, и бобы кто-нибудь на огне мне поджарит.
Ложе мое из травы, вышиною до целого локтя;
Есть асфодел, сухостебель и вьющийся цвет сельдерея.
Агеанакта припомнив, вином услаждаться я буду,
70Кубки до дна осушая, губами касаясь осадка.
Будут на флейте мне двое играть пастухов: из Ахарны
Родом один, а другой — ликопеец; 85и Титир споет нам
Песню о том, как когда-то о Ксении Дафнис томился;
Горы с ним вместе страдали, вздыхали с ним вместе дубравы
Те, что растут на обрывах крутых над потоком Гимерским;
Дафнис же таял, как снег, лежащий на Тема вершинах
Иль на Афоне крутом, на Родопе, 86на дальнем Кавказе.
Также споет и о том, как однажды в сундук преогромный
Был козопас замурован велением злого владыки;
80Пчелы, с лугов возвращаясь и сладостный запах кедровый
Чуя, к нему проникали и соком питали цветочным,
Так как в уста его Музы сладчайший свой нектар излили. 87
О всеблаженный Комат! Ты сам пережил это чудо,
Ты был в ларец замурован, питался ты медом пчелиным;
Так ты дожил до поры, когда все плоды созревают.
Ах, если был бы теперь ты в живых и жил бы со мною!
Коз твоих мог бы прекрасных гонять я на пастбище в горы,
Голос твой слушал бы я; под сосной иль под дубом прилегши,
Ты, о божественный, пел бы, Комат, мне сладкие песни».
90Так он, окончивши песню, умолк; на это сейчас же
«Милый Ликид, — я ответил, — напевам, и многим и славным,
Нимфы меня обучили в горах, где быков стерегу я,
Песням таким, что их слава домчалась до Зевсова трона.
Та, что спою, — лучше всех; чтоб тебя уважить, начну я
Тотчас ее; ты ж послушай, ты с Музами издавна дружен.
«Да, Симихиду на счастье чихнули Эроты; 88ах, бедный!
Так же влюблен он в Мирто, как влюбляются козы весною.
Что ж до Арата, который из всех — его друг наилучший,
Сердце
100Знает про это, почтеннейший муж; ему Феб разрешенье
Дал бы, чтоб спел под формингу 89он возле треножника песню
И рассказал, как Арат пламенеет, охваченный страстью:
«Пан, получивший на долю прелестной Гомолы 90долину,
Мальчика этого ты в его милые ввергни объятья
Раньше, чем сам позовет, будь Филин это или другой кто.
Если услышишь нас, Пан дорогой, то аркадцы-мальчишки
Пусть по бокам и плечам тебя сциллы стеблем не посмеют
Больно хлестать, рассердившись за то, что еды не хватает. 91
Если ж иначе решишь, то будешь всю ночь ты чесаться,
110Ногтем укусы скребя, уснув на крапивной постели,
Будешь зимою ты жить на холодных Эдонских вершинах, 92
Возле Геброна-реки 93обитая, к Медведице близко;
В летний же зной тебе жить на границах страны эфиопов,
Возле Блемийской скалы, 94где и Нила истоков не видно!
Вы же, Эроты, покиньте Библида любимого волны,
Свой Гиетид и Ойкунт, где алтарь белокурой Дионы 95
Ввысь вознесен; вы, Эроты, чьи щечки румянее яблок,
Нынче в красавца Филина метните острые стрелы,
Крепче метните! Зачем беспощаден он к милому гостю?
120Сам же — как плод перезрелый; недаром красотки смеются:
«Горе, ах горе, Филин! тебе красоваться недолго!»
Больше не станем, Арат, у дверей до утра мы томиться,
Ноги себе обивать. Петухов предрассветные крики
Пусть повергают других, а не нас, в огорчения злые.
Пусть-ка отныне Молон отличается в этой палестре.
С нами ж да будет покой, и пусть знахарка-старуха,
Плюнувши, впредь заклянет навсегда нас от бедствий подобных».
Вот что я спел, а пастух, улыбнувшись приветливо снова,
Мне, как подарок от Муз, преподнес свой изогнутый посох.
130После, налево свернув, пошел он дорогой на Пиксу, 96
Я же пошел к Фрасидаму; туда же Эвкрит направлялся,
Также красавец Аминт. Ожидало нас мягкое ложе;
Был нам постелен камыш и засыпан листвой виноградной,
Только что срезанной с веток. И весело мы отдыхали.
Много вверху колыхалось, над нашей склонясь головою,