Александрийская поэзия
Шрифт:
Нас шестьдесят на четыре — мы юная женская поросль, —
Нет ни одной безупречной меж нас по сравненью с Еленой.
Словно сияющий лик всемогущей владычицы-ночи,
Словно приход лучезарной весны, что зиму прогоняет,
Так же меж всех нас подруг золотая сияла Елена.
Пышный хлебов урожай — украшенье полей плодородных,
30Гордость садов — кипарис, колесниц — фессалийские кони;
Слава же Лакедемона — с румяною кожей Елена.
Нет
И не снимает никто из натянутых нитей основы
Ткани плотнее, челнок пропустив по сложным узорам,
Так, как Елена, в очах у которой все чары таятся.
Лучше никто не споет, ударяя искусно по струнам,
Ни Артемиде хвалу, ни Афине с могучею грудью.
Стала, прелестная дева, теперь ты женой и хозяйкой;
Мы ж на ристалище вновь, в цветущие пышно долины
40Вместе пойдем и венки заплетать ароматные будем,
Часто тебя вспоминая, Елена; так крошки-ягнята,
Жалуясь, рвутся к сосцам своей матки, на свет их родившей.
Первой тебе мы венок из клевера стеблей ползучих
Там заплетем и его на тенистом повесим платане;
Первой тебе мы из фляжки серебряной сладкое масло
Каплю за каплей нальем под тенистою сенью платана.
Врезана будет в коре по-дорийски там надпись, чтоб путник,
Мимо идя, прочитал: «Поклонись мне, я древо Елены». 134
Счастлива будь, молодая! Будь счастлив ты, муж новобрачный!
50Пусть наградит вас Латона, Латона, что чад посылает,
В чадах удачей; Киприда, богиня Киприда дарует
Счастье взаимной любви, а Кронид, наш Кронид-повелитель,
Из роду в род благородный, навеки вам даст процветанье.
Спите теперь друг у друга в объятьях, дышите любовью,
Страстью дышите, но все ж на заре не забудьте проснуться.
Мы возвратимся с рассветом, когда пробудится под утро
Первый певец, отряхнув свои пышные перья на шее.
Пусть же, Гимен, Гименей, этот брак тебе будет на радость!»
Только лишь бедность одна, Диофант, порождает искусства.
Бедность — учитель работы, и людям, трудом отягченным,
Даже спокойно заснуть не дают огорчения злые.
Если ж кто ночью хоть малость вздремнет, так лихие заботы
Явятся мигом к нему и дремоту его прерывают.
Два рыбака, старики, сообща один раз отдыхали,
Высохший мох водяной в шалаше расстеливши плетеном,
К кучкам засохшей листвы прислонясь. Возле них под рукою
Все рыболовные снасти лежали: корзины для
10Тут же тростник, и крючки, и приманки, покрытые тиной,
Неводы, лески и верши, из тонких сплетенные прутьев,
Здесь же веревки, и весла, и старый челнок на подпорках.
Шапки, одежда, циновка для них изголовьем служили.
Здесь был весь труд рыбаков, и здесь же все их богатство.
Был без запоров шалаш и без двери; казались излишни
Им эти вещи: служила надежной им бедность охраной.
Не было близко соседей у них, и близ бедной лачуги,
Берег лаская морской, разбивались лишь с ропотом волны.
Был колесницей Селены не пройден и путь половинный,
20Труд, им привычный, уже разбудил рыбаков, и, стряхнувши
С глаз своих сон, они стали делиться и думой и речью.
Молвит неправду, дружище, кто думает, будто бы ночи
Летом короче — в ту пору, как дни нам продляются Зевсом…
Видел я тысячу снов, а заря, как видно, не скоро,
Иль я ошибся? В чем дело? У ночи предолгие сроки.
Зря ведь, Асфалион, чудесное лето винишь ты.
Время нарушить не может свой бег; тебе разгоняет
Сон твой забота, и вот тебе долгою ночь, показалась.
Мастер ты сны толковать. Я видал уж больно хороший.
30Мне не хотелось тебя обделить бы снами моими —
Ты раздели их со мной, как всегда разделяем добычу.
Ты головой-то не глуп. Я думаю, тот наилучшим
Будет отгадчиком снов, кому служит учителем разум.
Времени хватит у нас. Ну скажи, что станешь ты делать,
Коль ты у моря на листьях лежишь, да к тому же не спится?
Словно в колючках ослу иль светильнику, что в пританее: 135
Вовсе не спит, говорят, он.
Ну что же, виденье ночное
Мне наконец ты, как другу, теперь расскажи по порядку.
Поздно заснул я вчера. Я устал от работы на море.
40Был я не очень-то сыт: знаешь сам — мы справили ужин
Рано, и мало в желудок попало. И вот я увидел,
Будто на скалы уселся и, сидя, слежу я за рыбой;
Сел и тихонько качаю приманку на удочке длинной.