Александрийская поэзия
Шрифт:
Раз предо мною во сне появилась царица Киприда,
Эроса-крошку держала своею рукою прекрасной,
В землю вперившего очи. И вот что она мне сказала:
«Милый пастух, обучи мне, пожалуйста, Эроса пенью!»
Это сказав, удалилась. А я своим песням пастушьим
Стал обучать его, глупый, — как будто хотел он учиться!
«Пан свирель изобрел, а флейту открыла Афина,
Лирой известен
Все рассказал я, но он моих слов закреплять не старался,
10Песенки сам про любовь мне запел, рассказал мне о страсти
Он меж людьми и богами, о матери тоже поведал.
Все позабыл я, чем мною был Эрос обучен в ту пору;
Те же любовные песни, что он мне преподал, я помню.
Геспер, ты светоч златой Афродиты, любезной для сердца!
Геспер, святой и любимый, лазурных ночей украшенье!
Меньше настолько луны ты, насколько всех звезд ты светлее.
Друг мой, привет! И когда к пастуху погоню мое стадо,
Вместо луны ты сиянье пошли, потому что сегодня
Чуть появилась она и сейчас же зашла. Отправляюсь
Я не на кражу, не с тем, чтобы путника ночью ограбить.
Нет, я люблю. И тебе провожать подобает влюбленных.
Что тебе мило, Мирсон, весна, иль зима, или осень?
Может быть, лето? Какую пору возвратить ты хотел бы?
Лето, когда созревает все то, над чем мы трудились?
Может быть, сладкую осень, когда уменьшается голод?
Или ленивую зиму? Ведь люди зимою обычно
Греются в доме своем, наслаждаясь в покое бездельем.
Или красотка-весна тебе нравится больше? Скажи мне,
Что тебе по сердцу? Дай поболтаем, покуда свободны.
То, что устроили боги, нам, смертным, судить не пристало.
10Все это свято и мило. Но все же тебе, как ты хочешь,
Дам я ответ, Клеодам, что всего я прекрасней считаю.
Лета совсем не хочу, потому что палит меня солнце;
Осени я не желал бы: она нам приносит болезни;
Гибельной стужи боюсь, приносящей снега и морозы.
Трижды желанная мне пусть весна бы весь год продолжалась.
Нас в это время не мучит ни холод, ни жаркое солнце.
Это зачатья пора и всеобщего время цветенья,
Ночи равняется день, и уравнены ясные зори.
КАЛЛИМАХ
К Зевсу за чашей воззвав, кого ж воспевать нам пристойней,
Как не его самого — вовеки державного бога,
Что Землеродных смирил и воссел судией Уранидов,
Зевса диктейского… 156так ли? Дикейского, может быть, скажем?
5Сердце в сомненье: немалая тяжба о родине бога!
Молвят, о Зевс, будто свет увидал ты на Иде высокой,
Молвят, о Зевс, что аркадянин ты: так кто же солгал нам?
«Критяне все-то солгут»; 157еще бы, и гроб сотворили
Критяне, боже, тебе, — а ты пребываешь живущим!
10Так, решено: на Паррасии был ты рожден! Изобильно
Эта вершина одета густою листвой, и поныне
Свято блюдется: вовеки для дел Плифии ни самка
Зверя лесного туда не придет, ни женщина.
«Реи Древней Ложницей» зовет это место народ апиданов. 158
15Вот разрешилось тобой роженицы почтенное чрево,
Вот она стала искать проточной воды, пожелавши
Скверну смыть и сама и тебе сотворить омовенье;
Но ведь тогда не струился еще ни Ладон величавый,
Ни Эриманф не катил чистейшей волны, и безводным
20Весь был аркадский предел, что теперь многоводным зовется!
Так: ведь в оное время, как Рея пояс расторгла,
Много лелеял дубов в сухом своем русле Иаон,
Много повозок свой путь совершало по ложу Меланфа,
Много плодилось зверей в той самой лощине, где нынче
25Сам Карион полноструйный течет, и шествовал путник
По каменистому дну Крафисы, по руслу Метопы, 159
Жажда терзала его — а вода под ногами таилась.
Этой нуждой стеснена, изрекла почтенная Рея:
«Матерь-Земля, роди же и ты: легки свои роды!»
30Молвила так и, высоко воздев многомощную руку,
Камень жезлом поразила; разверзлась скала под ударом,
Брызнул обильный поток, и Рея омыла младенца,
После ж тебя, спеленавши, — о царь! — доверила Неде
Тайно доставить на Крит и воспитывать в месте надежном —
35Неде, старейшей из нимф, что служили родильнице-Рее,
Самой почтенной в их сонме святом, кроме Стиксы с Филирой.
Выслужить ей довелось большую награду у Реи:
Именем Неды богиня поток нарекла, что струится
Мимо града кавконов, а имя граду — Лепрейон, 160—