Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:
— Идёмте, Матрёна Ильинична, потолкуем.
— Да уж потолкуем, барин Костянтин Сергеевич!..
И они скрылись — в узком пенале служебного купе командира.
А Фёдор остался, оказавшись разом под шквалом вопросов других офицеров.
— Откуда она здесь?!
— Это ж Матрёна, кухарка у Шульц!.. Значит, и Ирина Ивановна где-то рядом!…
— Не знаю, господа, ничего не знаю! — отбивался несчастный Федор. — Сам только её заметил, на вокзале, охрана остановила, а я узнал!..
Бронепоезд тем временем набирал ход, колёса простучали по стрелкам. Пошли по главному харьковскому ходу, оставляя позади купянские огороды и выгоны.
Конечно, лететь вот так, в неизвестность, когда красные запросто могут пустить навстречу паровоз с взрывчаткой — с точки зрения строгой военной науки не очень-то разумное мероприятие; а уж Николаевская академия небось в полном составе бы в обморок пала, аки женское епархиальное училище при виде обнажённой мужской натуры — но сейчас всё решала скорость, и Федор понимал, почему Две Мишени идёт на такой риск.
Харьков — штаб Южного фронта красных. Крупный город, множество заводов, «революционный пролетариат». Узел железных дорог. Захвати его — и в полукольце окажется весь правый фланг красных, примыкающий к Днепру. Дроздовцы меж тем загибали фронт, устремляясь прямо на север, к Воронежу и дальше.
…Перед бронепоездом александровцев старательно пыхтел старенький «О», «овечка», толкая четыре вагона с балластом. Так себе защита, но хоть что-то.
Разумеется, и Федор, и Петя Ниткин просто сгорали от нетерпения — что случилось с Ириной Ивановной? О ней ведь они ничего не слышали с самого переворота — с самого первого переворота, когда власть взяли «Временные» и началась германская интервенция. Две Мишени оставался нем, аки камень, об Ирине Ивановне не вспоминал, так что циничный Лев Бобровский предположил, что они-де «просто поссорились», потому что предложения полковник так и не сделал, они оба по-прежнему оставались бобылями, и Константин Сергеевич, и Ирина Ивановна.
И вот вдруг, нате вам — Матрёна в Купянске! Да ещё, дескать, «знала, где вы пойдёте»! Помилуй Господь, да как же такое возможно?!
А потом Две Мишени вдруг появился рядом. Прямой, строгий, суровый.
— Федор. Пойдем, ты мне нужен. Возьми своих.
«Своих» — это, конечно, хитроумного Петю Ниткина, силача Севку Воротникова, ловкого Леву Бобровского. И смешно теперь вспоминать, с чего всё у них начиналось в корпусе почти десять лет назад.
…— Друзья, — негромко сказал Две Мишени, когда они все четверо набились к нему в крохотное купе. Матрёна скромно пристроилась в самом уголке. — Друзья, у нас — у меня — к вам просьба. Ирина Ивановна Шульц попала в беду. В большую беду. Её схватило харьковское чека красных. И теперь вы должны выслушать меня очень, очень внимательно…
Штаб Южфронта напоминал сейчас развороченный муравейник. Мчались верховые и автомоторы, вбегали и выбегали вооружённые люди, а вокруг расстеленных карт застыли люди, до рези в глазах вглядывавшиеся в небрежно проведённые алые и синие линии. Небрежно, неаккуратно проведённые — никакого сравнение с тем, как было поставлено дело при Шульц, которую не то уже расстреляли, не то вот-вот собираются расстрелять.
Сам товарищ наркомвоенмор, хмурясь, глядел на этот первозданный хаос.
— То есть, товарищ Якир, никаких надёжных известий, где находится противник и каково состояние наших войск, вы не имете?
Иона Якир был смелым и бесшабашным человеком, но перед Троцким робел даже он.
— Егоров ничего не сообщает из Купянска, значит, городок
— Это я и сам знаю, — высокомерно бросил нарком. — Скажите лучше, что вы предприняли? Выполнено ли моё указание о немедленной и всеобщей мобилизации пролетариата?
— Так точно. Весь пролетариат харьковских заводов сведен в четыре ударные дивизии. Сейчас идёт выдача оружия. К сожалению, плохо с орудиями и пулемётами… Мы послали запрос на центральные склады за вашей подписью, товарищ Троцкий, но пока что…
— Пока их подвезут с центральных складов, белые будут уже в Воронеже, — Лев Давидович выпрямился, окинул краскомов тяжёлым взглядом. — Что ещё? Строительство оборонительных рубежей вокруг Харькова ведётся? Я ведь и это приказывал!
— Ведётся, товарищ нарком. Мобилизован весь эксплуататорский элемент. С утра до ночи лопатами шуруют, — Якир позволил себе слегка улыбнуться. — Да, и саботажников мы расстреливаем, показательно, перед строем. Хотя какой там строй, не умеют эти буржуи в строю стоять! Значит, копаем здесь, здесь и здесь… — карандаш скользил по карте. — К тому же на подмогу нам прибывает Волынский полк. Он хоть из старой армии, а один из первых перешёл на нашу сторону.
— Волынский полк? А, это там, где начдив Павел Нифонтов командует? — Лев Давидович явил отличную память. — Отец Константина Нифонтова?
— Да, товарищ нарком. Уже и начдива ему присвоили, а он всё с полка уходить отказывается. Дескать, тут моё место, с моим полком буржуев бил и бью, а на дивизию пусть кого получше ставят.
— Скромность украшение командира, — усмехнулся Троцкий. — Но дисциплина пролетарской армии прежде всего. Хватит толковому командиру сидеть на полку. Пусть возглавит дивизию, тем более при наших печальных делах—
За дверьми возник какой-то шум, Лев Давидович недовольно поднял взгляд. Бешанова с ним не было.
Высоченные двустворчатые двери распахнулись, ввалился военный в перемазанной машинной смазкой форме и с кое-как перевязанной головой. Бинты давным-давным требовалось сменить, по ним расплывалось бурое пятно. Волосы растрепаны, глаза красны и сильно ввалились.
— Товарищ Егоров! — Якир аж разинул рот. — Павел Васильевич, вы же должны—
— Беляки взяли Купянск, — хрипло проговорил Егоров. Тяжело ступая, подошёл к карте, ткнул в неё грязным пальцем, хотя все и так знали, где находятся этот городок. — Мы насилу вырвались… из трёх броневиков одни подбили сразу, другой сломался по дороге… кое-как добрались!..
— Успокойтесь, Егоров! Вы не забеременевшая институтка! — голос Троцкого ударил, словно хлыст. — Возьмите себя в руки, вы большевик или кто?! Эй, кто-нибудь, дайте ему воды!
Егоров пил жадно, проливая на грудь. Троцкий наблюдал с известной брезгливостью, скрестив руки.
— И позовите кто-нибудь врача. Так что, товарищ Егоров — Купянск, значит, потерян? Но ведь фронт проходил там совсем недалеко, почему же город не был заранее подготовлен к обороне?
— Он… был… — прохрипел Егоров. Поставил стакан со стуком — словно камень о крышку гроба. — Но эти беляки… отборная их мразь пришла… александровцы, это сволочи почище дроздовцев… Атаковали по железной дороге, и реку перешли… а в городе уже был хаос, все бежали, советские органы власти, товарищ нарком, сбежали первыми. Я успел расстрелять двоих, но тут нас окружили…