Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:
— У деда и нормальная есть, — Игорёк перехватил Юлькин взгляд. — Слушай… ты когда к нам? Ну, насовсем, а?
И опять покраснел.
Юлька тоже покраснела и пробормотала что-то про маму, с которой «пока никак». Игорёк выразительно вздохнул и, сменив тему, принялся рассказывать про реальное училище, что там тоже не мёд и не сахар, учиться надо ой-ой-ой как, экзамены как в институте, тащишь билет и отвечаешь сразу, стоя у доски, никаких тебе шпаргалок или подсказок. И чертить надо много. Хорошо хоть на рисовании всё больше шары да цилиндры, что нужно для изображений всяких деталей техники, а не гипсовые головы, как у несчастных гимназистов.
—
— И как?
— Ну, как… дерусь! — Игорёк героически задрал нос. — Хорошо, дед учителя нашёл, по боксу, ну и на палках ещё.
— Тебе тут нравится, да?
— Да мне тут и в прошлый раз понравилось, когда мы с тобой… ну, помнишь же.
Юлька кивнула.
— Тут как есть, так и говорят. Есть государь — вот он и есть государь. Никаких «всё во имя человека, всё для блага человека — и мы даже знаем имя этого человека», вспомнил он старый анекдот. — Никто про «власть народа» не рассуждает. И даже пионеры тут есть, кстати. Только их скаутами зовут, разведчиками то есть. В походы ходят, выживанию учатся, игры военные устраивают, точь в точь «Зарница» наша. Только безо всякой «борьбы за дело коммунистической партии», просто — за Россию.
— В общем, хорошо тут?
— Только зубы лечить плохо, — признался Игорёк. — Машины ужасно медленные. Но дед уже говорит, что займётся этим. Золотое дно, мол.
— А что… с Никаноровым? Я аж боялась у ба спрашивать… хотя она и говорит, что, мол, всё правильно…
— Ох, тут такое было! — засмеялся Игорёк. — Ввалился такой, вопить начал было, а дед «браунинг» достал и говорит, я тебя, Сережа, сейчас успокою навек, и свидетели покажут, что я защищался. Я тут, мол, уважаемый член общества, а ты кто?.. В лучшем случае — опасный государственный преступник, если я прав и здешняя охранка до дел твоих докопается. А если нет и ты болтать вздумаешь — так тебя в палату для умом скорбных упекут, и все дела. Давай как, дед сказал, сядем спокойно и поговорим… как когда-то.
— И что, поговорили?
— Поговорили. Никаноров, понятное дело, обратно рвался, а дед ему — нет уж. Хватит того, что вы здесь устроили. Давай-ка, устраивайся, выходи из нелегальщины. У тебя ж, мол, тут документики какие-то были? Вот и давай. Можешь инженером на завод, в них нужда сейчас отчаянная.
— А Никаноров?
— Что он… сперва-то всё ругался, мол, народ бедствует, крестьяне нищенствуют, а дед с ба тут, мол, «дорвались». Долго они все втроём спорили… потом дед и говорит: смотри, Сережа, обратно мы с Мурой не собираемся. Сколько нам осталось, тут проживём. Рак что в семьдесят третьем лечить не умеют, что сейчас. Поэтому машина нам тут без надобности. А тебе её самому из тех материалов, что здесь есть, не построить. Так что решай, смотри. Погляди на жизнь настоящую, не через прорезь прицела. Может, поймёшь, почему у тебя тут не получилось. Ну, деда-то много чего другого говорил, я уж не запомнил.
— А потом? Потом-то что? У Никанорова ж наверняка тоже оружие найдётся!
— Не. Он что-то обратно очень хочет. Но на работу устроился, и в самом деле на завод пошёл… Дед его про их группу расспрашивал, но Никаноров не шибко признаётся. Только сказал, мол, всё у них было продумано, «социализм по ленинским нормам», с применением опыта… как это он сказал-то… а, да! «стран народной демократии», вот как, да!
— И ничего не вышло?
— Не-а. Ирина Ивановна с Константином
— А что с ними потом стало?
— Да разное вот говорят…
В неприметном трактире за городской заставой, в Удельной, за столиком сидели два человека кавказской внешности, одетые очень просто, чтобы не сказать — бедно. Говорили негромко, по-грузински. Перед ними стояло пиво, но непохоже, что к нему они притрагивались.
— Сведения точные, Серго?
— Насколько это вообще возможно, Коба. Ты же понимаешь, связь с Ревелем не слишком надёжна. Но я проверил по всем каналам. На «Севастополе» погиб весь Центральный Комитет. Один снаряд — и всё… взрыв, пожар. Все. Лев Давидыч, Владимир Ильич… все. Может, снарядов и больше было. Свидетели расходятся. Но линкор избит очень сильно. Стоит в гавани, немцы не знают, что с ним дальше делать.
— Значит, мы остались, и всё…
— И всё, Коба.
— Я пытался через рядовых товарищей отыскать Благоева и его сторонников. Мельников, Кашеваров, Никаноров… Последний — особенно дельный товарищ был. Сейчас вот назад глядя, думаешь, что не во всём они неправы были. Может, и в самом деле перегнул Старик палку с военным коммунизмом…
— Коба! Да что ты говоришь?! Мы ж сами, с тобой, думали… мечтали…
— Серго, всё надо диалектично понимать. Недооценили Старик со Львом пережитки буржуазные в сознании даже самого революционного пролетариата. Может, с другой стороны надо было заходить… ну да теперь вот иначе попробуем.
— А германцы нам так же помогать станут?
— Не германцы, так англичане. Не они, так французы. Американские банкиры, я вот слышал, очень злы, что царь уцелел, потому что винят его лично в еврейских погромах, имевших место на Украине. Нет, мы найдём себе союзников. Жаль, что те же немцы не последовали моему совету и встали на Днепре.
— Думаешь, война с ними будет, Коба?
— Будет. А если не будет, то в наших интересах, чтобы она началась. Благоев, помнится, говорил… что в современных условиях насыщение обороны пулемётами делает её прорыв очень трудным, почти невозможным. Фронты могут замереть надолго, траншеи и колючая проволока от моря до моря.
— Да, припоминаю. «Позиционный тупик», он это называл.
— Так вот, очень скоро солдатам на фронте это осточертеет до крайности. А вот тут уже нам надо будет не сплоховать. В японскую ведь начинали уже, но до конца не довели. И сейчас тоже. Благоев очень хорошо работал с запасными полками, мастерски работал. А представь, Серго, если такой станет вся армия? Кадровых золотопогонников выбьет, их уже и так куда меньше стало. На их место придут вольноопределяющиеся, а то и просто призванные с образованием и краткими курсами прапорщиков. И тогда…
— Да, Коба, я тоже помню. Просто удивительно, с какой уверенностью он об этом говорил, точно сам всё это видел.
— Вот и надо, как говорится, творчески развить эти идеи.
— Людей нет, Коба.
— Вздор, Серго. Люди всегда есть. Кадры найдутся. И действовать будем ещё решительнее, без ненужных дискуссий.
— Никаноров, помню, говаривал — не пугайте страуса, тут пол бетонный.
— Странные слова, ни от кого больше таких не слыхал, но сказано верно. Старик был гением, но мы страуса пугать не будем. Мы пойдём другим путём…