Алексей Ваямретыл – лежащий на быстрой воде. Путь преданного своему хозяину камчатского самурая
Шрифт:
После Реставрации Мейдзи Кусуноки Масасигэ был провозглашен национальным героем – самураем, верным своему императору до самой смерти.
Из книги: Льюис Т., Ито Т. Самураи: путь воина (Пер. с англ. –М.: Изд. «Ниола-Пресс» 2008. с.184-185.
___
И он уверен, у него за всю его шестидесятилетнюю жизнь всё это получится, а вот получиться ли у нашего героя Алексея Ваямретыла ему хотелось, ему затем захочется посмотреть, но для этого, придется прожить еще почти два с половиной десятилетия, тех два с половиной таких длинных и трудных для него десятилетия, о которых сам ты страстно переживаешь, о которых постоянно ты думаешь и о которых ты сам искренне
___
Их здешние имена и их все нымыланско-корякские фамилии.
Когда только начал знакомиться с Камчаткой и народами Камчатки Александр Яковлевич Уголев то он обратил внимание, что у камчадалов и имена, и, особенно фамилии как-то разнятся, и трудно в них, в их родословных ему самому здесь и разобраться. И те же фамилии Даниловы, Хупхи Тамара и Улей Абрам Абрамович, и Килпалин Кирилл Васильевич и Дечюли Розилия Григорьевна и Якименко Иван Архипович, Логиновы и многочисленные Лонгиновы, и Чирва Кирилл и его род, и другие здешние роды, и племя, и другие племена, Обертинские, Ахытка, Умьявилхин, Нинани, а еще Вьиковав, Ахытка и еще много таких же знаменитых камчатских фамилий и имен…
В свидетельствах о рождении еще и в 1984 году записывали часто фамилию со слов матери или отца, и редко с паспорта одного из родителей, да и многие официально в местных ЗАГСах не расписывались, вернее фактически браки не регистрировали, и детей могли записать и по фамилии матери, и по фамилии его отца, а иногда и по фамилии деда, и даже по фамилии прадеда, а то и прапрадеда…Записывали так, как это им было удобно, как они считали нужным секретари сорока Корякских сельских Советов, что были в Корякском автономном округе, и понятно, что особой грамотностью, многие из тех регистраторов не отличались и, это в ХХ столетии, а что же на самом деле было в ХIХ, ХVIII, ХVII столетии и ранее, мы уж естественно не говорим, так как тогда жизнь человечья была ничто, не то, что его паспорт или другой документ и зачем он кому-то из здешних жителей тогда?…
– А все их имена?
Это отдельная история для целого большущего этнографического исследования. Чего только стоит имя тиличикского старожила Абрама Абрамовича Улей. Понятно, что когда в 1741-1742 годах здесь казаками составлялись ясачные книги, такого современного понятия, как паспорта или документа, удостоверяющего личность у коренных народов камчатского полуострова в помине не было. Да, и до начала ХХ столетия тоже не было, так как и потребности в них ведь не было, и все имена на полуостров были естественно привнесены теми царскими служивыми людьми и привнесены они казаками, которые эту работу в той или иной мере выполняли по мере своего понятия, поставленной перед ними задачи и полученного где-либо ими образования, пусть хоть в церковно-приходской школе или другом тогдашнем образовательном учреждении, если таковое еще было в селении, где он сам родился. Вот, и у нашего Алексея, и его брата Дениса имена красивые, и чисто славянские, а вот фамилия Ваямретыл на удивление их искони родная, здешняя доморощенная, их та древняя, их особая нымыланская, о чем мы будем еще вероятно при случае говорить…
___
Глава 7.
Не проходящая немота Дениса .
Денис, когда после того как сам видел, что его отца быстрый водный поток уносит под лед, громко вскрикнул:
– Отец, папа! – и, только отраженное много раз эхо от сопок и от стены околоречного леса…
– Отец! О-т-е-ц! О-т-е-ц!
Затем уже он только и, слышал отраженное от сопок эхо своего же такого
– Отец!!, папа!– и это были последние слова, которые может еще, слышал оттуда из подо льда от него его отец и эти, последние слова самого Дениса, которые он здесь произносит, погружаясь, наверное в свою вечную немоту каждодневного страха, постоянного своего одиночества и еще его детской, тот особой их безысходности и не способности что-либо и сделать, или чем-либо ему помочь там под таким прозрачны толстым тем льдом…
Когда затем его одного нашли в здешнем лесу Денис постоянно молчал, и больше ничего в течение трех или пяти лет от испуга не говорил, и не отвечал на любые вопросы, что и как же на самом деле с его отцом там случилось …
Может так быть он и остался бы немым, если бы мать не отдала после этого случая его в круглосуточный садик в Тиличики, где его и естественно отогрели, и искренне все воспитатели приголубили, а сама она еще года три жила в опустевшем доме там на Ветвейваяме, покуда село полностью не перевезли в Хаилино, а она решила перебраться к двоюродной сестре в Тиличики, да так и прижилась уже здесь в райцентре…
___
Глава 8.
Их чистая вода – нилгикын мымыл.
Река Ветвейваям и древние их особые обычаи.
Денис Ваямретыл вырос на реке Ветвейваям, на левом притоке большой реки Вывенки в старом и древнем селе оленных нымылан-коряков и чукчей в селе Ветвей, когда ему было 7 лет родителей, вернее мать с ним перевезли в райцентр Тиличики, хотя они еще долго потом ходили пешком или добирались попутным транспортом ранней весной в родное полузаброшенное их село, где остались только три одиноких старика, а еще хоть какие-то постройки да вновь вырытые молодыми жителями землянки, чтобы вволю порыбачить и подышать здешним чистейшим воздухом, а также поохотиться на берегах притоков привольно раскинувшихся в долине реки Вывенки и её притоки Ветвейваяма. Как их отец называл Денис уже и не помнит, только осталось в его душе тепло рук родного отца, когда он его подымал, перетаскивая через высокий борт дюралюминиевой лодки, которую они три года как сменили, а ранее пользовались деревянной узкой и длинной ранее еще их дедом Ильей вытесанной лодкой из толстого тополя.
Тот день, когда его отец ушел под воду, когда Денису было всего 5 лет он помнит, как сегодня. В его детской памяти отразилось и запечатлелось на всю жизнь и, теперь постоянно перед его взором стоит та особо прозрачная гладь льда и он каждый раз смотря на воду даже летом видит, как под толстым стеклом, плывет лицо его отца и, как его всполошенный крик разносится по здешней округе:
– Отец! Отец! Отец! – о он отражается эхом от близлежащих пологих сопок, чтобы напомнить, что он еще живет, что он сам еще слышит и естественно что он что-то здесь видит.
И, бурный водный чистый поток нилгикын мымыл тогда ведь, увлек навсегда его любимого отца и в его памяти только осталось тепло его дыхания и великая сила его молодых рук, когда он перетаскивал его через борт блестящей белесоватой лодки, наполненной серебристой еще трепещущейся разной здешней рыбой вперемешку: кижуч, горбуша, нерка, кунжа, чавыча, налим, хариус и голец – все это в изобилии водилось в здешней их реке и постоянно, попадало в их слегка зеленоватую на сорок миллиметров уловистую ячею капроновой новой японской сетки.