Алена и Аспирин
Шрифт:
— Это не мои струны.
— Хорошо. Это его струны. Кстати, я не понимаю, почему он так легко нашел здесь тебя — а брата найти не может?
Алена снова коснулась рукой макушки. Страдальчески сжала губы.
— Я тебе все рассказала, Алеша. Все честно. Просто ты не совсем понимаешь. Мой брат… он, может, здесь старый старик, и не взялся он ниоткуда, а прожил жизнь и помнит. И дети у него, внуки, жена — все помнят. Он помнит еще войну… как в подвале прятались от бомб…
Неужели это правда, подумал Аспирин. Неужели я сижу на собственной кухне и вот так, запросто, болтаю с Аленой об этом мире, о том мире, о переходах туда-сюда и временных парадоксах, которые при этом возникают?
— Я пойду за анальгином, — сказал он обреченно.
— Он вспомнит себя, когда услышит песню, — сказала Алена, думая о своем.
— Услышит? А если его не будет рядом? Если он за тысячи километров?
— Он здесь, — Алена перестала улыбаться. — Я ведь шла по той же дороге. Он обязательно здесь, рядом.
— Ты думаешь, в том переходе весь город тусуется? Да если бы и так… Тебе с утра до ночи пришлось бы играть эту песню, чтобы он услышал!
— Нет. Если я сыграю — один раз, но только без ошибок — он явится, где бы он ни был.
Аспирин умылся из кухонного крана. Вдруг замер, пораженный.
— А сколько длится эта песня, а? Если ее играть от начала до конца?
Алена молчала.
— Сколько? — спросил Аспирин и сам себя не услышал.
— Сто семьдесят три минуты, если в хорошем темпе, — понуро сказала Алена. — Я же говорю, Алеша, мне еще учиться и учиться, а ты… «Сколько можно пилить свою скрипку»…
— Извини, — пробормотал Аспирин.
— Добрый вечер, — сказала соседка Ирина. Судя по всему, она только что вернулась с улицы: на ней был теплый спортивный костюм и тапочки. В углу прихожей стояли грязные мокрые кроссовки.
— Извините, — начал Аспирин. — Это уже стало доброй традицией… вернее, глупой традицией, но Алене нужен анальгин, а у меня опять нет.
Ирина вздохнула. Хотела сказать, наверное, как это безответственно: воспитывать ребенка и не иметь в аптечке элементарных средств. Не сказала, спасибо ей, просто прошла на кухню и через минуту вернулась с аптечной упаковкой.
— Спасибо, — горячо поблагодарил Аспирин. — Я верну, честное слово. И у себя заведу. Просто так получилось неожиданно…
— А что с Аленой?
— Голову разбили.
— Как?!
Аспирин замялся.
— Ну, знаете… дети, бывает. Мы уже были у врача, сотрясения нет, так что…
— Алена очень своеобразный ребенок, — пробормотала Ирина.
— Вы тоже заметили?
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.
— Как у вас вообще? — неловко спросил Аспирин. — Как… жизнь?
— Да так. Обыкновенно. Работаю.
— Бегаете? — Аспирин кивнул на кроссовки.
— Да, — отстраненно сказала Ирина. — Надо, понимаете, держать форму. Бегаю.
— Иду, — Аспирин отступил за дверь. — Спасибо. Вы, это… звоните, если что?
— Если что? — переспросила она насмешливо.
— Да так, — повторил Аспирин. — Звоните.
Алена сматывала струны. Две уже лежали в пакетике, третья извивалась в Алениных пальцах. Четвертая, на опустевшей скрипке, ждала своей очереди.
— На, — он протянул таблетку и стакан воды.
Алена выпила.
— Как она там? — спросила, сворачивая струну в кольцо.
— Ирина? Бегает.
— Это плохо.
— Это хорошо, — неуверенно возразил Аспирин. — Здоровье, форма…
— В десять часов вечера? В темноте, под дождем?
— А ты откуда знаешь, что в темноте и под дождем? — у Аспирина больше не было сил удивляться.
— Я видела вчера, — Алена повернула колок, освобождая последнюю, четвертую, струну. — И позавчера. Она бегает по вечерам вокруг дома.
— Может, у нее нет другого времени…
— Нет. Просто ей особенно хреново по вечерам, — отрезала Алена.
В понедельник ему дали визу.
Он сунул паспорт в нагрудный карман и вышел на улицу, где падал с неба уже не дождь, а первый беленький и слякотный снег. Дело было за малым — успеть на рейс. Или, в крайнем случае, взять билет на завтра.
По дороге домой он напряженно раздумывал: просить Ирину присматривать за Аленой? Или не просить? Разумеется, соседка потребует объяснений: как он, отец, может бросать одиннадцатилетнюю дочь одну?!
Нет, пожалуй, лучше не связываться. Если что — Алена сама позвонит ей и попросит о помощи. Ирина не откажет.
От этой мысли ему стало легче: в каком-то смысле Ирина для Алены даже надежнее, чем он, Аспирин. Его вечно не бывает дома, он ничего не понимает в девичьей одежде, привычках, у него элементарных лекарств в доме нет. Он оставит ей денег, она девочка хозяйственная…
А если потеряет ключи?
Раньше ведь никогда не теряла…
А если прорвет кран?
Ну, прорвет так прорвет. Алена вызовет слесаря. А он, Аспирин, будет позванивать иногда — спрашивать, как дела. В конце концов, есть Ирина, она живет одиноко, почему бы ей не позаботиться о такой же одинокой девочке?
Рана на голове… Алена говорит — «Ерунда», она упрямая, как осел, и гордая, как гранитный памятник. Но разве Аспирин — фельдшер? Он и себя-то в такой ситуации не знал бы, как лечить. Чем он может помочь ей? Вот если бы Ирина…
Здороваясь с консьержем Васей, Аспирин уже точно знал, что полетит не сегодня, а завтра. С утра отбарабанит эфир. А от «Куклабака» отмажется. Пусть Вискас кусает локти.
Хотя — зачем кусать локти, если можно прийти в опустевший дом и взять Алену с Мишуткой? Смешно сказать даже, спецоперация: захват девочки и плюшевого медведя…