Альфа Центавра
Шрифт:
— Че-то я забыл: ты у меня стажировалась? Она ответила устало:
— Прости, но теперь я уже ничего не помню.
— Тебе делали болевой на что, на голову?
— Нет, на руку, она же ж как-то связана с памятью. И знаешь почему? У меня руки и ноги думают сами. И, между прочим, не только.
— Что не только?
— Не только руки и ноги, но и вот это, — она приставила локоть к животу.
— Тебе на эту руку делали болевой?
— Да.
— Значит прошла уже?
— Та не, болит и очень. Это сука, скорее всего Инопланетянка
— Хочешь, я выйду вместо тебя и уложу ее? — спросил секундант.
— Давай, если разрешат, а я пока посужу.
— Како посужу? Я был секундантом.
— Ну, хорошо по… по… посмотрю просто. И в итоге вышел Вильям Фрей и Пархоменко. Они узнали друг друга, как только бросили друг друга по два раза.
— Это ты?
— Нет. И знаешь почему?
Глава 16
Но пока что место было занято. Какая-то девушка уже не в первый, кажется, раз вмешалась в ход непрерывного действия. Она разнимала Леву Задова и Парика, который хотя и был пьяным, но раз за разом бросал и бросал толстопузого судью, а Щепка сидела в кресле и читала своего Шекспира, которого принес ей Дэн, а секундант этого Белого угла Сонька пыталась ей мешать, дождалась:
— Шекспир пошел по назначению. — И именно в голову Соньке. Именно В, имеется в виду, торцом толстого тома. Наблюдавший эту схватку литературы и приставания в надежде неизвестно на что Одиссей предсказал:
— Это может быть очередной схваткой.
— Вряд ли, — сказал Нази. — Там, видите, и так уже очередь.
— Я и говорю, что эти на очереди, — ответил остроумный Оди. А Сонька, между прочим, подошла к судейскому столу и сказала с заплаканными глазами:
— Так можно делать?
— Как? — спросила Агафья.
— Ну, она же ж избила меня Шекспиром.
— Если без мата, то у нас нет такой статьи, чтобы ее снимать с соревнований.
— А это очень хорошо, потому что я прошу записать меня в очередь на эту неблагодарную Инопланетянку.
— Вы уверены, что она с Альфы?
— Вот и проверим, — ответила Сонька, и пошла назад, на свое место у ринга, но Щепки там уже не было. Пархоменко избил Леву Задова и принялся за Нина по кличке Фрей.
Секундантом у Фрея была Ника с недоломанной рукой, а у Пахоменко избитый до полусмерти Задов. И Сонька сказала:
— Тогда я буду судьей. Амер-Нази посмотрел на своих судей, и они кивнули. Хотя разве так можно делать? И эту мысль как раз подтвердила девушка, которая до этого разнимала Леву и Парика.
— Я буду судьей, — сказала она, или пожалуйста, бой.
— Это не чемпионат самой Альфы Центавра, — сказал один из судей за столом, — у нас только один ринг.
— Я могу и без ринга. Соньке показалось, что она где-то видела эту торфушку. Она не стала даже просить перчатки, а так, как раньше в городе Ландоне:
— Намотав на костяшки пальцев манжет спортивного свитера, ударила
Кроме одного:
— Так не делается. — Но поздно ее положили рядом с другими выбывшими из соревнований бойцами. Как-то:
— Колчак, Василий Иванович, Лева Задов, Ника Ович, Щепка, которую я даже не видел, кто бил, и били ли вообще, но она тоже сидела на полу и пила переваренный, как она сказала, кофе, с тремя пирожными сразу, а именно:
— Откусила понемножку от каждого, чтобы никто не украл. — Ибо, если уж бьют просто так ни за что, то съесть пирожные им не принадлежащие для них вообще ничего не стоит.
— Как угорели, — добавила она вслух, впрочем без эмоций, ибо не на кого было злится: она не помнила, кого так и не добила, и более того, против кого выходила на ринг. Надо бы спросить у подруги Кали, но та была где-то далеко в зале.
— А если я не помню ряд и номер места, где мы сидели, то значит кто-то меня ударил. — Вспомнить бы кто. Фрай и Пархоменко запротестовали, что их будет судить какая-то Фекла. А она уже дала отмашку:
— Дзю До.
— А мы умеем? — спросил Парик.
— Я да, а ты — не знаю, — ответил Фрай, и тут же провел бросок Через Бедро с Захватом, ну, прием простой, если вам разрешают повернуться к избе, так сказать, задом.
— Нет, я против, чтобы обыкновенная баба меня судила, — сказал Пархоменко, — ибо я пришел не только того, а для другого, а именно, для бокса.
— Ну, тогда получи, — сказала Фекла, и хотела опять ударить в лоб, но рука дала знать:
— Очень больно. — Фекла, которую на самом деле звали О — Ольга, пожалела свою вторую руку, и провела Пархоменко Дэмет — удар в падении ногой по пяткам противника.
— Судья, — сказала, подползая поближе с кофе и пирожными Щепка, — почему судьи бьют подозреваемых?
— В чем подозреваемых? — не понял Нази.
— Подозреваемых в стремлении к правде, естественно.
— Дай попробовать пирожного, — попросил Нази, — а то у меня мало глюкозы осталось в мозгу, не могу понять ваших претензий.
— Иди сюда.
— Боюсь.
— Почему?
— Такая, как ты может и ударить ни за что.
— Да ладно.
— Точно. Амер-Нази встал и прикоснулся к одному, последнему оставшемуся, но все равно откушенном уже пирожному.
— Бери, бери, — и когда он съел иво, улыбнулась.
— Что?
— Ничего, кофе, пожалуйста.
— Это последнее?
— Ничего, ничего страшного, я заварю еще, у меня собой китайский кипятильник. Как говорится:
— На неделю хватит.
— Я бы с вами поспорил, китайские фабричные хорошие.