Альфа Эридана(сб. из периодики)
Шрифт:
Через минуту уже все сгрудились за спиной Банча у пульта. Майк стал рядом с капитаном.
Банч снова и снова пытался запустить двигатель, выключенный автоматами в момент аварии. Но ни одни из вариантов запуска не дал результатов - автоматы не принимали приказов.
– Все!
– сказал Банч мрачно.
– Нокаут! “Чист, как слеза”, - зло добавил, передразнивая Майка.
– Не кипятись, Ральф, - сказал штурман, -
– Ладно, - буркнул, остывая, Банч и повернулся к механикам: - Мальчики, осмотрите посудину по отсекам. Проверьте и ракетоплан - когда нас будут снимать с “Тритона”, воспользуемся им.
Связаться с базой не удалось, рация оказалась искалеченной. Штурману повезло несколько больше - он смог определить новое направление корабля и его скорость.
Ориентировочные расчеты показали, что со временем они должны пройти около Сиамских близнецов - двойной планеты, лежащей в стороне от караванных дорог и еще не обжитой. И Майк полагал, что, на худой конец, если запоздает помощь базы, эта планета станет их прибежищем. Продуктами они обеспечены, внешние условия на Близнецах, по имеющимся сведениям, вполне сносные, можно будет продержаться немалое время.
Майк с первого же дня аварии старался внушить всем мысль, что из самого отчаянного положения всегда есть выход, надо лишь как следует поискать его. В первую очередь это адресовалось Беллу, Гейтсу и Кнору, младшим членам экипажа.
Однако состояние неопределенности, беспомощности рождало отчаяние, которое исподволь подбиралось ко всем.
К концу месяца сдал капитан. Банч закрылся в своей каюте и почти не выходил оттуда. За ним скис Гейтс. На любое замечание он отвечал грубостью, в глазах его вспыхивала злоба.
Майк был спокоен и бодр. Доктор, правда, тоже держался молодцом. Но это было скорее всего внешнее спокойствие. Нередко Кнор часами, неподвижно сидел в кресле, зажав между колен руки с переплетенными пальцами, и о чем-то думал, думал… Застав его в такой позе, штурман тотчас нагружал его какой-нибудь работой.
– Двигайся, Отто! Двигайся!
– говорил он.
– Тебе ли не знать, что хандра больнее всего кусает бездельников? Не давай ей пищи, парень!
Обязанности капитана фактически перешли к Майку, и он педантично, изо дня в день занимался и проверкой курса, и подысканием работы остальным членам экипажа. Дважды в сутки включал отремонтированную рацию, чтобы выбросить в космос сведения о местонахождении корабля.
В последние дни Белл и Гейтс возились с ракетопланом, который, впрочем, пострадал при аварии “Тритона” не особенно сильно.
Майк рассчитывал добраться на нем до Сиамских близнецов, когда “Тритон” будет проходить мимо. За день до предполагаемого старта ракетоплана он созвал совещание.
– Девяносто из ста, что мы сядем как надо, пятьдесят на пятьдесят, что мы продержимся там долго, и десять из ста, что когда-нибудь нас заберут… Вы все погрузили?
– обратился он к Беллу.
– Все.
– А кто поведет ракетоплан?
– спросил Гейтс.
–
– Ты говорил с ним? Он согласен?
– Да. Он тоже считает, что это единственный выход.
После совещания Майк зашел к Банчу в каюту.
Капитан лежал на диване. Он даже не повернулся в сторону штурмана.
– Ты посмотрел расчеты?
– спросил Майк, пододвигая кресло.
Банч скосил на него глаза и промолчал.
– Возьми себя в руки, Ральф! Завтра мы покинем этот гроб. Вспомни, что было на Тик-Таке? Тогда, пожалуй, потуже пришлось, но все кончилось благополучно.
– Ты знаешь хоть одного астронавта, у которого было бы на счету две удачных аварии?
– спросил Банч.
– Нет таких!
– Ну так ты будешь первым. У нас нет иного выхода.
– Зачем ты их надуваешь?
– зло спросил Банч.
– Я слышал твои разглагольствования…
– Ну и что? Человек с веселой физиономией мне больше нравится. Он крепче держится за жизнь, с ним легче.
…Ракетоплан опустился на каменистую площадку у основания довольно высоких гор. На Близнецах шел дружный, торопливый дождь. Все пространство вокруг ракетоплана было заполнено водой. Крупные дождевые капли гулко стучали по стеклам иллюминаторов.
– Ну, капитан, можешь рассчитывать на первую премию по пилотированию, - сказал Кнор, выплевывая на ладонь выбитый зуб и улыбаясь до ушей.
– Несколько ссадин у членов экипажа и один выбитый зуб - это, по-моему, сверхудача!
– Ральф! Молодчина! Блеск!
– заорали все, протягивая через перегородку руки и пытаясь похлопать капитана по плечу.
На угрюмом лице Банча впервые за эти месяцы мелькнула улыбка.
– Ну, ну, - сказал он ворчливо.
– Поберегите эмоции. Я здесь ни при чем - просто кто-то из нас рожден под счастливой звездой.
Зонд-автомат, запущенный сразу, как только установилась сухая погода, вначале не сообщил ничего интересного. На экране, к которому были прикованы глаза людей, медленно проплывало изображение приютившей их планеты: серые глыбы гор, желтовато-красные пустыни, иссеченные трещинами каменистые плато, ленточки рек и пятна озер. И нигде ни кустика, ни пучка травы.
Майк поставил на контроль сразу три индикатора: “Растения”, “Теплокровные” и “Пресмыкающиеся”. Виток за витком делал зонд по заданной программе, но в его объективы и дешифраторы не попадало ничего живого.
Пока вывели из грузового отсека двухместную танкетку-вездеход, пока опробовали двигатели, спорили, что лучше подойдет для местных условий: гусеницы или лапы, пока чинили левую, чуть помятую клешню-захват, прошло несколько часов.
Громкий переливчатый звонок прервал работу, зонд нащупал что-то из заданного ему для фиксации. Все кинулись в ракетоплан к экрану. На приборной доске мигали глазки двух поисковых индикаторов, сообщая, что зонд обнаружил одновременно и растения, и теплокровные живые существа. Верхний правый угол экрана занимало яркое зеленое пятно леса.