Альфа и Омега
Шрифт:
— Но он же совсем ребенок, — нахмурилась я, наливая себе еще. — А когда Йон только тут появился, был и того младше.
— Если бы мы жили в мире, где возраст кого-то останавливал, все было бы намного проще, детка, — с грустной улыбкой хмыкнула омега. — Тут у каждой второй девочки история начинается с того, что ее собственный отец или дядя по ночам к ней в койку залезал, когда та еще в начальную школу ходила и бантики на голове носила. А Медвежонок у нас рано сформировался и… ты сама знаешь, как он пахнет.
— Но ведь у них с Йоном… — с сомнением пробормотала я, в последний момент подумав, что, наверное, не хочу знать ответ на этот вопрос.
— Конечно, ничего не было, — поспешно кивнула Поппи. — Ему в принципе
— Еще чего! — буркнула я. — Пусть ищет себе другого, тут все занято. И вообще, хотелка у него еще не доросла на чужих мужчин заглядываться.
— А я слышала, что с размером хотелки у него как раз все в порядке. Такая хотелка, что любой альфа позавидует, — невинно заметила омега. Мы встретились взглядами, и вдруг, сама того не желая, я начала смеяться. Сперва тихо, а потом все громче и громче, хотя во всей этой ситуации и в ее словах в частности не было ничего настолько уж смешного. Надо полагать, мутное варево из подозрительной бутылки наконец-то начало действовать.
Смех действовал очищающе. Он был лучше чем слезы, гневные крики или просто воющее внутри отчаяние, которое даже не получалось выразить в словах. Я не помню, как давно я так громко и заливисто смеялась в последний раз — до боли в сведенных скулах и прессе, до слез, до нервной икоты, после которой Поппи заботливо отпаивала меня водичкой и мягко похлопывала по спине.
А ночью Йону стало хуже.
Я спала рядом с ним и, когда он вдруг начал дергаться во сне, сразу проснулась. Если говорить более конкретно, я проснулась от того, что он локтем заехал мне под ребра, едва вовсе не столкнув с кровати. Тадли говорил о судорогах, но он не упомянул, что они могут начаться так скоро и так внезапно. И как-то забыл подсказать, что вообще делать в таких случаях, поэтому все, что я могла делать, это просто смотреть, как мой альфа мечется по кровати, дергаясь, как от удара током, и слушать его сдавленные низкие стоны, больше похожие на мычание. Это было очень похоже на какой-то дурной сон, только вот проснуться у меня никак не получалось. И все же, как и во сне, я почти себя не контролировала и не могла пошевелиться. Лишь когда его судороги стали слабее и самое страшное было позади, мое тело вновь обрело подвижность — я торопливо придвинулась ближе и с усилием затащила его тяжелую голову к себе на колени. Йон залил мои пижамные штаны слюной, но постепенно его дыхание замедлилось, а тело успокоилось. Я не сразу поняла, что вслух успокаиваю его, говоря что-то о том, что с ним все будет хорошо. Это словно был не мой голос, но он совершенно точно доносился из моего рта. И он был до того ровный, спокойный и твердый, что я вынуждена была признать — мое бессознательное справлялось с задачей куда лучше моего перепуганного разума.
— Останься со мной, Хана, — звенящим от боли голосом выдохнул он, сжимая пальцами мои колени. — Я не справлюсь с этим без тебя.
Я не думаю, что он осознавал, о чем просит, но так было даже лучше. Не позволяя себе сомневаться слишком долго, я наклонилась и крепко поцеловала его соленые от пота губы. Его боль электрическими иголками впилась в мои мышцы, пронзая их насквозь, и мне стоило определенных усилий не отшатнуться в ту же секунду. В голове вспыхнули воспоминания о сказке из детства — о соловье, что прижимался грудью к шипу розы, чтобы та к рассвету окрасилась в красный цвет. Кажется, конец у сказки был не особо счастливый, и все же я не останавливалась, пока альфа не оттолкнул меня сам, наконец поняв, что происходит.
— Глупая омега, — выдохнул он с досадой, но мучительное напряжение из его голоса пропало, а после того, как мы отстранились друг от друга, боль и в моем собственном теле
— Я принесу лекарства, — проговорила я, поднимаясь. Первую пару секунд боялась, что ноги меня не удержат, но все обошлось. — Пожалуйста, подожди совсем немного, ладно? Все будет хорошо.
— Сколько сейчас времени? — уточнил он хрипло, видимо окончательно проснувшись и придя в себя.
— Не знаю. Мало. — Я покосилась на окно, за которым до сих пор царила непроглядная темень, но зимой это вряд ли можно было считать надежным индикатором. — Постарайся еще поспать, ладно? Я попрошу… попрошу Медвежонка с тобой посидеть, хорошо?
— Пить хочется, — пробормотал альфа, снова откидываясь на подушки. — И думать так… сложно. Мне кажется, что я забываю… слишком быстро. Хана, который час?
— Я не знаю, — совсем тихо прошептала я, усилием воли смаргивая слезы и не давая себе окончательно расклеиться. Потом, напоив его, я наскоро переоделась и, убедившись, что альфа снова задремал, направилась к Ории. По пути выяснила, что время едва перевалило за пять утра, но лично мне показалось это достаточно приемлемым часом для того, чтобы нанести ранний визит доктору Тадли.
— Мне просто нужен его адрес, — добавила я, введя хозяйку Дома в курс дела. — Я не собираюсь ждать, пока он соизволит проснуться, выпить утреннего кофе и прочитать свежую газету. Йону нужны противосудорожные препараты и… все остальное.
— Знаешь, я сейчас почти вижу его в тебе, — вдруг заметила старшая омега, запахивая на груди поверх ночной рубашки свой фиолетовый халат со звездами и полумесяцами. — Йона. Когда он искал Сэма, то был точно таким же — не хотел ждать ни одной лишней минуты, готов был среди ночи сорваться куда угодно, для него вообще не существовало неуместного времени. Все-таки ты действительно его близнецовое пламя.
Ее слова больно царапнули меня внутри, но я не стала давать волю эмоциям.
— Так вы дадите мне его адрес?
— Медвежонок тебя проводит, — отозвалась она. — Он бывал у него раньше, когда забирал… лекарства для девочек. Я разбужу его и дам нужную сумму, ты пока выпей кофе. Нужно хотя бы искусственно поддерживать твою энергию, Хана. Я ведь уже говорила, что ты напрасно так себя изводишь? Если упадешь без сил, Йону это никак не поможет. И нам тоже.
Я не стала с ней спорить — просто не видела в этом смысла. Я знала, что рано или поздно последствия событий этой недели нагонят меня, но пока мне вполне сносно удавалось от них удирать. И да, кажется, я правда стала куда лучше понимать своего альфу. Имея достаточно веский стимул двигаться вперед, тяжело было притормозить просто для того, чтобы отдохнуть, даже если этот отдых становился жизненно необходимым.
Приготовив себе черный крепкий кофе, я выпила чашку почти залпом, стараясь не акцентироваться ни на вкусе, не на температуре напитка. На улице все еще шел снег, частично засыпавший собой стекла в небольших кухонных окнах. По радио, что привычно напевало что-то себе под нос, гоняли старые хиты восьмидесятых, под которые любили танцевать мои родители. Странно, сколько лет я не вспоминала об этом — о том, как они танцевали в нашей гостиной, обнимая друг друга, смеясь и порой совсем не попадая в ритм. Сколько мне было тогда? Года четыре? Или меньше? Я помнила новогоднюю елку, забрызганную россыпью разноцветных огоньков, запах хвои и мандаринов, и то, какой красивой тогда была мама. Совсем еще молодой, не успевшей познать горечь закончившейся любви. Они с папой не были соединены истинной связью, но это не помешало им прожить несколько очень счастливых лет вместе, прежде чем все закончилось. Был ли вообще в нашей с Йоном связи весь этот сакральный смысл, если она принесла нам столько несчастий? Стоила ли истинная великая любовь всех тех жертв, что мы уже принесли и продолжали приносить каждый день? Я уже не знала ответа на этот вопрос.