Альфа и Омега
Шрифт:
— Сначала я просто заходил поиграть после школы на деньги, оставшиеся с обеда. Потом начал тратить брать у друзей в долг. Я редко сильно проигрывался, и мне казалось, что я прекрасно себя контролирую. Это было своего рода… хобби, наверное. Другие мальчишки залипали в интернет-кафе или тратили деньги на кино, а я играл. Мне нравилась размеренность, с какой прокручивается барабан, прежде чем остановиться на каком-то конкретном символе, нравилось, как становилось теплее в груди, если вдруг символы начинали совпадать. Это был… чистый восторг и адреналин, который сложно с чем-то сравнить. — Лицо Макса на мгновение просветлело от приятных воспоминаний, а я ощутила неприятное покалывание в груди. Было что-то пугающее в том, как зависимые люди говорили о предмете своей одержимости — с таким благоговением, словно совсем не понимали, что она убивает их. Или же, напротив, приветствовали этот неизбежный финал с восторгом и трепетом. Интересно, я выгляжу так же, когда
Он на какое-то время замолчал, словно ожидая, что мы набросимся на него с упреками или осуждением. Но мы молчали. Не знаю, о чем думали Джен и Йон, а я размышляла о том, как обманчива бывает иллюзия того, что мы знаем кого-то. Мы с Максом были знакомы не первый год, он был одним из тех немногих, с кем у меня завязались дружеские отношения после переезда в Восточный город. Да, мы не слишком часто общались, но я была уверена, что знаю о нем тот необходимый минимум, что составляет костяк любой полноценной взрослой личности. А выходит, я совсем ничего о нем не знала, а все то, что казалось мне фундаментальным и важным, было лишь маской, своего рода персоной для посторонних, за которой пряталась его истинная натура — тревожная, полная губительной тяги и не способная ей противостоять. И это, как оказалось, было лишь самое начало его истории.
— Я стал проигрывать больше, чем мог себе позволить. Сам не заметил, как влез в большие долги, которые перестало получаться покрывать за счет зарплаты. Я чувствовал, что качусь в пропасть, и, наверное, бы в итоге там и оказался, если бы не Алан.
Алан был его другом — тем самым, что разбился на мотоцикле и на чьих похоронах Макс щеголял в цилиндре. Это все, что я о нем знала, потому что сам он не любил о нем рассказывать даже будучи под градусом. Джен говорила, что это больная тема, но, кажется, я и не представляла себе насколько.
— Алан меня вытащил из этой ямы. Сперва очень помог деньгами, а затем, день за днем, помогал справиться с зависимостью. Он был рядом, когда больше никого не было. Он не осуждал и не навязывался, но словно бы воплощал собой идею о том, что в мире есть другие источники радости и удовольствия, кроме игры. Думаю, глядя на него, я сам захотел завязать. Стать лучше. Стать тем человеком, которого он бы не постыдился назвать своим другом. И я старался. Правда старался. Думал, что справлюсь и что оставил автоматы в прошлом. Но… — Он стиснул зубы, и на его щеках заиграли желваки. Чувствовалось, что мы подошли к той самой части истории, что давалась ему сложнее всего. — Вы помните, как пару лет назад открылось то большое казино? С красной лилией на фасаде? Тогда еще много споров было на эту тему, этично ли открывать подобное заведение в самом центре города. Оно было помпезно вызывающим, таким… ярким, красочным и манящим, как новенькая карусель.
Красная лилия. Паззл потихоньку начал складываться. Я пока далеко не все понимала, но, судя по всему, все это было взаимосвязано — казино, бандиты с татуировкой в виде цветка, наркотики и Сэм, которого Йон так отчаянно и тщетно пытался разыскать. Я заходила все глубже в лабиринт, и мне уже чудился отзвук копыт мифического зверя, что охранял его центр.
— Я сказал Алану, что просто хочу посмотреть. Уговорил его пойти со мной, чтобы он своими глазами убедился, что я не стану играть. Он отказался. Сказал, что у него другие дела, но… я по его взгляду понял, что он мне не верит. Не верит, что я смогу сдержаться. Это меня задело. Я не давал ему повода сомневаться во мне! У меня не было ни одного срыва за несколько месяцев. Я просто хотел… посмотреть — ну или мне так казалось. Я… наговорил ему всякого, а потом швырнул в лицо свой кошелек. Сказал, что мне даже деньги не понадобятся, потому что я не собираюсь играть. Он меня молча выслушал и ничего не сказал. Позволил уйти. Я… до сих пор не понимаю, почему он отпустил меня в тот вечер. Почему не надавал по роже, не привязал к батарее, не потребовал выбрать между нашей дружбой и этим проклятым казино…
— Потому что ты взрослый мальчик, у которого есть голова на плечах? — предположил Йон, чьи губы дернуло кривой усмешкой. Макс не ответил, даже не посмотрел
— Конечно, мне захотелось сыграть. Автоматы там были совсем новенькие, только что с конвейера и они были… сделаны под старину. Сейчас же все кругом электронное, нигде не найдешь аутентичных автоматов, как были в моем детстве. С вращающимися барабанами, которые по одному отсчитывают твою удачу. Я всегда такие обожал. Решил, что сыграю разок — просто чтобы послушать звук, чтобы ощутить эту ручку в своей ладони. Чтобы вернуться в детство и… снова почувствовать, как мир становится правильным и гармоничным. Я… одолжил немного денег прямо в казино. Они давали в долг, якобы это была какая-то акция, приуроченная к открытию. И там нельзя было взять одну монетку — только сразу определенную сумму. И… Я просто не заметил, как потратил их все. Они дали мне еще и еще и… Я проиграл почти двадцать тысяч той ночью. Сам не знаю, как так получилось. У меня не было таких денег — даже дома. Мне пришлось бы заложить квартиру, я… я вообще не представлял, как так вышло. Они… разрешили мне позвонить. Я позвонил Алану. Объяснил ему все, ощущая себя отвратительнейшим существом на всем белом свете. Он сказал, что приедет и привезет деньги. Что у него есть сбережения. Когда он это сказал, я… я совершенно потерял голову. Начал говорить что-то о том, что никогда больше в жизни не подойду к автоматам, что все ему отдам, что буду ему должен до гробовой доски. Мне кажется, я даже плакал от счастья и от мысли, что боги дают мне второй шанс. — Он снова замолчал, опустив голову, и какое-то время тишину в полутемной комнате нарушал лишь звук дождевых капель, ударяющихся об оконное стекло снаружи. — В ту ночь тоже шел дождь. Видимость была почти нулевой. Говорят, он не справился с управлением и его вынесло на встречную полосу. Он так… и не доехал до меня.
На этот раз пауза затянулась. Глубокая и непроглядная, как незримая для нас бездна в чужих душах. Как многое мы принимаем за данность, не пытаясь копнуть дальше и просто веря тому, что нам говорят и во что заставляют поверить?
— Значит, так они тебя и поймали на крючок? — резюмировал Йон.
— Да, — кивнул Макс, с трудом беря себя в руки. То, как он говорил об Алане, заставило меня задуматься о природе их отношений и степени близости, но спрашивать такое в лоб было бы крайне нетактично. Да и в данной ситуации это было уже неважно. — Меня попросили перевезти один… пакет в соседний город. Просто поработать курьером. Я сперва не понял, в чем тут соль и как можно списать долг в двадцать тысяч за какую-то поездку. А потом понял. Меня проверяли на надежность. Я даже думаю, что в том пакете вообще ничего ценного не было. Просто комок бумаг или ваты, неважно. Что-то такое, чего нестрашно было бы лишиться. Но я… сделал то, что мне было велено. А когда вернулся, у них уже созрел план. Они уже все обо мне узнали — кем я работаю и чем занимаюсь. И предложили поучаствовать в их схеме. Сказали, что хотят попробовать сменить рабочий алгоритм поставок, потому что их люди в полиции слили им информацию о том, что один из их основных каналов… перевозки был раскрыт. Я и мои… картины просто удачно попались им под руку.
— И ты так просто согласился? — не поверила своим ушам Джен.
— Они предложили мне такие деньги, каких я бы никогда не заработал в нашем музее, — отозвался тот, не глядя на нее. — После смерти Алана я был совершенно разбит, я просто… не видел для себя никакой возможности справиться с этим в одиночку. Я знал, что если не зацеплюсь за что-то, если не найду для себя опору, то просто… сорвусь. И снова начну играть. Я бы все равно оказался у них под колпаком, потому что у меня… не было сил сопротивляться своей тяге. Однажды мне удалось переключиться на Алана и все то, что было у нас двоих, а теперь я… переключился на работу. Я даже не спрашивал, что было в тех пакетиках. Я просто прятал их внутри картин, которые мы отправляли особыми рейсами. Я делал это, чтобы снова не начать играть, понимаешь?
— Не уверена, — сухо отозвалась та. Судя по всему, подруга, как и я, понятия не имела об игровой зависимости Макса или о том, какую роль во всем этом сыграл Алан. — Зато теперь я понимаю, откуда у тебя двухэтажная квартира в центре города.
Он не ответил. Словно бы хотел что-то сказать, но передумал в последний момент — его поднявшиеся было руки снова безвольно опали на колени, и он опустил взгляд.
— Значит, ты потерял один из… этих пакетиков, да? — меж тем продолжила Джен. — Что в них было-то такое?
— Я уже сказал тебе, я никогда не интересовался. Что-то очень… ценное, надо полагать. Я обычно старался не брать их домой, потому что у меня в доме часто бывали посторонние люди, но иногда выбора не оставалось. Они могли перехватить меня по дороге с работы или в выходной и всучить их. Я… я думаю, что кто-то из тех придурков, что устраивали траходром на моей кровати, нашел их и решил, что это мои личные запасы. Я не знаю, я просто не знаю. — Макс страдальчески уронил голову на руки.
— Если ты серьезно прятал их в тумбочке возле кровати, то кто тут еще придурок, — закатила глаза моя подруга.