Альфа и Омега
Шрифт:
Йон кивнул, не глядя на него, и я машинально повторила за ним.
— Ну вот и отлично, — расцвел он. — Тогда вперед, ребятки, сейчас прокатимся с ветерком.
С трудом передвигая ноющими конечностями, я кое-как выбралась из клетки. В туфлях на высоком каблуке подкашивались колени, а от проведенных в наполовину скрюченном состоянии суток ныли мышцы и суставы. Во рту стоял вязкий привкус сухого собачьего корма, и я даже представлять не хотела, как от меня должно сейчас пахнуть. Видимо, Кадо это тоже смутило, потому что он, сморщив нос, вдруг остановился, внимательно изучая взглядом нас обоих.
— Нет, ну так не годится, конечно, — вздохнул он чуть погодя. — Об этом-то я вчера и не подумал. Если привезу вас к нему в таком виде, он даже
Что меня больше всего удивляло и одновременно пугало в этом человеке, так это то, с каким изумительной душевной глухотой он относился к нам обоим. Мы были для него не более чем товаром, чем-то средним между породистыми собаками и бессловесными детьми, которые просто не могут понять смысл всего происходящего. Это имело мало общего с жестокостью как таковой — ему не доставляли удовольствия наши страдания и он не упивался той властью, что имел над нами. Он относился к нам с вышколенной холодностью профессионала, хорошо исполняющего свою работу. Именно поэтому ни до того, ни сейчас я не видела смысла просить его о чем-то или давить на жалость. Такие, как он, в лучшем случае понимали язык денег. Или силы. Но в нашем положении у нас не было ни того, ни другого.
— Ладно, заедем по пути к Мартише, — недовольно скривился он. — Опять устроит мне выволочку, старая ведьма. Пошевеливайтесь, ребятки, у нас много дел сегодня.
Сопровождаемые направленными на нас дулами автоматов, мы направились к выходу из ангара. Там нас снова усадили в фургон без окон и куда-то повезли, но на этот раз я даже не пыталась угадать куда именно.
Как выяснилось позже, Мартиша, о которой упоминал Кадо, владела небольшим заведением на окраине города. Оно располагалось в подвальной части многоэтажного дома, и попасть в него можно было только через узкий проулок, в который не хотелось соваться даже по большой нужде. Фургон, в котором мы ехали, припарковался задним ходом аккурат в этом проулке, заткнув его собой, как пробка, и одновременно отгородив нас от всего, что происходило на прилегающей улице. Миновав в сопровождении Кадо и двух его людей два больших, живописно распахнутых и красноречиво благоухающих мусорных бака, в одном из которых, я готова была побиться о заклад, недавно издохла какая-то бродячая кошка, мы оказались у уходящей вниз стоптанной лестницы, ведущей к тяжелой металлической двери внизу. На стук по оной прикладом в верхней части двери открылось небольшое окошко. Мужчина с тремя пальцами обменялся парой слов с тем, кто стоял внутри, и до моего слуха донеслись звуки многочисленных отодвигаемых засовов. Уже оказавшись внутри, я поняла, зачем были нужны такие предосторожности — судя по витавшим в воздухе ароматам, пресловутая Мартиша заправляла самым настоящим наркопритоном.
Сама хозяйка заведения оказалась высокой грузной женщиной за сорок, с копной жестких черных волос и вторым подбородком с красовавшейся на нем крупной темной родинкой. Под ее застегнутым на молнию цветастым флисовым халатом были надеты кислотно-розовые грязные леггинсы и резиновые тапочки на босу ногу. От нее пахло прокисшей едой и резким дымом, который едва ли был связан с обычными сигаретами, и она мне сразу очень не понравилась.
— Нахрена ты их привез, Кадо? — сварливо поинтересовалась Мартиша, оглядывая нас с ног до головы. На мне взгляд ее маленьких, глубоко посаженных глаз задержался особенно, и я отчего-то не смогла сдержать порыва поплотнее стянуть ворот пиджака Йона у себя на груди.
— Мне надо их помыть и приодеть немного, — отозвался тот, и я готова была поклясться, что слышу в его голосе льстивые, почти заискивающие нотки. — Душа моя, у меня даже и вариантов не было, к кому обратиться в такой щекотливой ситуации.
— Да прям? — сощурилась та, поигрывая зажатой в зубах зубочисткой. — Слушай, мне твое дерьмо тут не нужно. Сто раз говорила,
— Ну а если, положим, я договорюсь о небольшой скидочке для тебя при следующей поставке? — расплылся в умильной улыбке мужчина. — Для самых верных друзей, так сказать.
— Скидочке, говоришь? — уточнила Мартиша, задумавшись. Было видно, что мыслительный процесс давался ей непросто — она много хмурилась, вздыхала и зубочистка, того и гляди, готова была вовсе исчезнуть у нее во рту. — Ну чтобы быстро тогда, одна нога здесь, другая там. Девчонкой сама займусь. — Снова этот взгляд, от которого у меня по спине побежали мурашки. И не те приятные, которыми я покрывалась рядом с Йоном, а те жуткие, что холодом скользнули у меня по спине в Церкви Святой Изабеллы незадолго до того, как отец Евгений предложил нам спуститься вместе с ним в его священный каземат.
— Ты просто золотце, — просиял Кадо, послав ей неуклюжий воздушный поцелуй. Женщина закатила глаза, после чего цапнула меня за плечо и потащила за собой. И вот тут мне впервые стало по-настоящему страшно. Вчера, когда мы с Йоном стояли на коленях перед боссом местной мафии, я не испытывала страха, просто старалась не думать о происходящем и держать голову в холоде. Но сейчас меня буквально захлестнул животный ужас, с которым я не знала, как справиться. Все в этой женщине было какое-то неправильное, какое-то чрезмерное и буквально кричащее об опасности. Я видела это в ее глазах — что-то озлобленное, извращенное и вместе с тем совершенно лишенное осмысленности, как у животного.
— Сама разденешься или помочь? — уточнила Мартиша, заведя меня в небольшую ванную комнатку с ржавым душем и заляпанным унитазом, который, кажется, не мыли со дня установки.
— Может быть, вы выйдете? — спросила я, отступив назад, но почти сразу уткнувшись бедром в раковину.
— Еще чего, — снова закатила глаза женщина. — Сама-то хоть понимаешь, что за глупости несешь? Раздевайся давай. Чего я там не видала-то? Было бы чего прятать, кожа да кости одни. — Однако, в противовес собственным словам, она не отводила от меня глаз. Привалившись всем своим большим телом к единственной дверце в этом тесном загаженном помещении, она одновременно отрезала мне всякий путь к отступлению и ясно давала понять, что личного пространства для меня здесь не предусмотрено. Даже в виде душевой занавески или чего-то подобного.
Я отвернулась, не зная еще, что можно сделать в такой ситуации, и медленно, неуверенно спустила с плеч пиджак Йона, уронив его на пол. Принялась расстегивать платье, но потом осознала, что не смогу сделать это сама — задние застежки были слишком неудобно расположены. От этой мысли меня словно парализовало, и на несколько секунд я просто неподвижно замерла на месте.
— Я помогу, — услышала я довольный голос Мартиши. Ее пальцы, грубые и толстые, с необыкновенной сноровкой расправились с застежками, и я не смогла сдержать всхлипа, когда оно соскользнуло вниз. Съежившись, я прикрыла руками грудь, вздрагивая всем телом от ощущения, как она стягивает с меня остатки одежды и снимает обувь. Мое тело, перепачканное пылью, потное, вонючее, сейчас казалось мне максимально далеким от того, что могло бы вызвать желание хоть у кого-нибудь, и все равно под взглядом этой женщины я ощущала себя грязной. Грязной не в физическом, но каком-то другом смысле, от которого было не избавиться с помощью мыла и воды.
— Залезай в душ, принцесса, — скомандовала Мартиша, и я, вжимая голову в плечи, повиновалась. Тогда она включила воду, какое-то время заботливо повыбирав температурный режим, а затем вынудила меня сесть на колени, принявшись поливать меня сверху. — Вот никогда не могла понять, что в вас, омежках, такого особенного. Мой первый муж ушел от меня к одной такой. Сказал, что она готова была ублажать его в любое время суток во всех позах, представляешь? Да он себя в зеркало вообще видел? Насколько сильно надо любить секс, чтобы заниматься им с таким уродом, а? Ты любишь секс, принцесса?