Алгоритм невозможного (По ту сторону Вселенной - 2)
Шрифт:
– Ей стало страшно за меня.
– А тебе самому не страшно?
– Я ничего не боюсь.
– И зря, - заметил Урм.
– Ничего не бояться - то же самое, что ничего не любить. Бойся, но умей обуздать страх.
– Ну, а ты испытывал страх?
– Я человек, а не робот.
– А любовь?
К моему удивлению, Урм смутился.
– Не до того было.
– "Ничего не бояться..." - передразнил я.
– "То же самое, что ничего не любить"? Ошибаешься. Любить можно не только женщину. Моя любовь
Я густо покраснел.
– Ничего удивительного, - успокоил меня Урм.
– В тебе с детства поддерживали ненависть к прародине. А что думаешь о ней сейчас?
– Прошлое Гемы вызывает во мне отвращение. Но как там теперь? Засилье тьмы, в котором царят "призраки", а люди всего лишь безвольные рабы? Или это очередной обман?
– А ты как думаешь?
– Нас могли изолировать от Гемы, чтобы мы не узнали прав-ды. Видимо, сравнение не в нашу пользу. Скажи, это так?
– Сомневаешься?
– Меня учили: не задавай лишних вопросов, а я их все-таки задаю. Но редко добиваюсь ответа. Помнишь, ты обещал принципиальный разговор. Не пора ли исполнить обещание?
– Пора, - согласился Урм.
– Ты и сам догадался, что я ненавижу Лоора.
– Но у тебя репутация человека, к голосу которого он прислушивается. Почему же ты не пристыдишь его, не пробудишь в нем чувство справедливости?
– недоумевал я.
– Бесполезно. Этого человека не пристыдить. Да и разве в нем одном корень зла? Цель моей жизни - сокрушить лооризм, лживое, безнравственное учение, спекулирующее на чувствах людей.
– Как ты можешь!
– возмутился я.
– О Лооре говори, что угодно, но лооризм... Это же для меня самое святое...
– Потому я и оттягивал разговор с тобой, - сказал Урм устало.
– Ты все еще не хочешь понять, что из грязных рук не может выйти ничего чистого!
– По крайней мере, я не лгу и не притворяюсь!
– Ты лжешь пассивно, сам того не замечая... А я... Да, мне приходится скрывать ненависть и на каждом шагу притворяться, пожимать руки врагам, смотреть им в глаза. Если бы ты знал, как тошно копаться в грязи...
Я молчал, впервые испытывая превосходство над Урмом и жалость к нему. Но и что-то, напоминавшее брезгливость...
Я уже не был тем наивным юнцом, для которого вступление в космол означало праздник. Благодаря Асде и тому же Урму у меня открылись глаза на лицемерие, пропитавшее наше общество.
Я признал причастность вождя к преступлениям и сейчас на вопрос Асды: "ты любишь его?" ответил бы решительным "нет!"
Лоор оказался низким человеком, а вовсе не живым Богом. Но лооризм... Если для меня еще существуют идеалы, то они питаются только им. А Урм хочет уничтожить эту святыню!
– Ты меня осуждаешь...
– сказал Урм, пристально посмотрев мне в глаза.
– Но пойми, другого шанса победить нет. Я должен играть роль функционера, иначе буду раздавлен.
–
– Ради дела, которому служу, готов быть и комедиантом, - с достоинством ответил Урм.
– Так вот для чего я был тебе нужен... Ты ошибся в выборе, советник вождя!
– Да, пожалуй, я ошибся в тебе. Ну что ж, донеси на меня "вернякам"!
"Почему бы и нет?!" - промелькнула подлая мыслишка, и я плюнул ей вслед.
– Мне нечего делать у "верняков"! Я не доносчик, но и двурушником не стану!
– А я двурушник, - сдавленным голосом проговорил Урм. Ты ведь это имел в виду? Уходи, Фан, нам больше не о чем говорить...
9. Покушение?
Теперь я знаю, как это бывает. Негромкое потрескивание, человека окутывает облако. Края облака загибаются внутрь, словно кто-то затягивает узел. В нем видны контуры человеческого тела. Облако сминает их, спрессовывает в точку. Перед тем, как исчезнуть, точка ярко вспыхивает. И вот уже нет ни облака, ни точки, ни человека. Остается лишь слабый запах озона, да и тот через минуту исчезает...
По-научному это называется селективной деструкцией. О ней говорят как о важнейшем технологическом процессе, и только. В замкнутой системе, куда ничто не поступает извне и где ничто не должно теряться, деструкция - единственный способ получить атомы, этот исходный материал для синтеза любой новой структуры. Умерев, я, как и всякий космополитянин, подвергнусь деструкции. Или умру оттого, что буду деструктирован. О последней возможности у нас не говорят вслух. А если и обмолвятся, то намеком...
Наше жизненное пространство ограничено объемом Космополиса. Оно позволяет существовать всего лишь десяткам тысяч людей (точное число, как и многое другое, держится в секрете).
На Геме столько вмещал стадион. Люди собирались туда, чтобы утолить жажду зрелищ, а затем снова рассеивались на необозримых пространствах города, страны, планеты...
Нам же "рассеиваться" негде. Наша цель - выжить, не покидая "стадиона". И дать выжить грядущим поколениям.
Каждое последующее поколение будет слепком с нынешнего. Абсолютная стабильность - один из постулатов лооризма. Он предопределяет неограниченно долгую жизнь нашего общества.
Год назад этот постулат был для меня непререкаемой истиной. Я не замечал в нем очевидного противоречия...
Мы строим счастливое будущее. Терпим унылое настоящее ради тех, кто придет нам на смену. Мысль о них помогает терпеть лишения. Мы говорим себе:
"Пусть нам плохо, стиснем зубы, выдержим. Лишь бы потомки были счастливы!"
Но о каком счастливом будущем можно мечтать, если оно призвано воссоздать настоящее? Ведь получается, что наши потомки, в свою очередь, будут страдать ради своих потомков, а те снова повторят нашу участь! И так будет продолжаться, пока существует Космополис...