Алгоритм
Шрифт:
Кем была эта несчастная в прошлом, и за что ее распяли, никто никогда не узнает. Имена преступников и память о них, обязаны растаять в тумане вселенной раньше праха их тел.
– Мирисабелла, - услышала я и вздрогнула.
– Мирисабелла?
– Я попыталась заглянуть в лицо казненной, запрокинутое высоко вверх.
Враг молчал, как немой.
– Ты сказал "Мирисабелла"? Это не она. Ты слышишь? Моя мама жива. Я говорила с ней вчера.
Проклятый пластирон молчал.
– Не пугай меня, страж. Вот мой степфон.
Телефон откликнулся сразу.
– Алло?
– Мама? С тобой все в порядке?
– Да!
– Я так и знала! Ты получила коробку?
– Да!
– Целую, мамочка, люблю!
– И я!
– Ну, мне пора.
– До скорого, милая!
– Пока, пока!
Я выключила степфон. Пластирон смотрел на меня как-то слишком грустно.
– Видишь, с моей мамой все в порядке. Молчишь?
Он молчал.
– Правильно. Молчи. Ты не должен разглашать имен казненных. Ты не имеешь права быть с ними знаком. Но, скажи, зачем ты следишь за мной? Ждешь, когда я запущу камень в твою Мирисабеллу? Не дождешься, кем бы она ни была. А почему - знаешь? Скажу по секрету, что я давно присмотрела здесь местечко и жду, когда меня использует какой-нибудь пластитрон с железным колом.
– Не мечтай о невозможном, Ана.
– Вот как? Заговорил! Тебе известно мое имя? Как ты его узнал? Ты не настолько совершенен, чтобы сканировать зрачки на расстоянии. Твоим рецепторам далеко до идеала. Говори, не молчи. Похоже, ты не слишком совершенен, если не можешь ответить ни на один человеческий вопрос.
– Я, наконец, нашел тебя.
– Ты искал меня? Не ты ли тот самый тролль, которому я поклялась вчера кое - что оторвать? Не за этим ли пришел?
– Не задавай много вопросов. Я не тот, кого сам бы убил.
– Так кто же ты? Имена преступников знают только преступники. Ты, наверно, один из них?
– Я слежу за тобой давно. Год назад распознал твой лексический клон. Сначала ты пряталась среди школяров, прилежно зубрящих сунны, потом среди словесной шелухи степфонов, притворялась наивным отроком на побегушках. Но траектория хаотичной беготни постепенно выстроилась в круг. А центром его, сама понимаешь, стало место твоего сегодняшнего прозябания, - кривая усмешка перекосила нижнюю часть лица стража.
– Я знаю о тебе все.
Мертвый зрачок отразил мой ужас.
– Ты ошибся. Я другая. Дай пройти.
Кто поверит криволапому псу, что я та самая, которая десять лет назад благополучно от них ускользнула?
Мой отец увез меня от расправы, спрятал в руинах мертвого города.
Там я выросла.
О, нет, не среди неприкасаемых, как вы их величаете, а среди настоящих людей. Знаете ли вы, что кроме хомячков и пластиронов, в мире остались настоящие люди?
– 4-
Развалины мертвого города - наш родной дом.
Сквозь канализационные туннели можно попасть в любое недоступное здание. Тайно бродя по лабиринтам,
Там я нашла проход в засыпанный камнями театр.
Выпотрошенная мебель и реквизиты валялись в беспорядке на полу, но малый зал сталкеры не тронули, в нем сохранились даже рассыпанные монеты. Здесь все осталось, как до войны. Кресла, обтянутые малиновым бархатом, приглашали отдохнуть. Хрусталь сыпал слезы сквозь позолоту люстр.
В оркестровой ложе дирижер обронил палочку.
Я взмахнула - и она перерезала солнечный столбик пыли, текущий сквозь дырку в потолке. Инструменты очнулись, литавры застонали, виолончель всплакнула, струны скрипки шевельнулись, как обнаженные жилки на запястье.
Я услышала музыку, ту самую, которую музыканты оборвали на последней ноте. Эта нота слилась с тянущим за нервы далеким нарастающим гулом радиоактивного смерча.
Столько лет предсмертный стон человечества был заморожен в этом брошенном зале!
Артистов засыпало у служебного выхода, куда они устремились после сигнала тревоги. Безумная толпа сама себя затоптала, не догадавшись распахнуть вторую створку двери.
До сих пор вперемежку с камнями и лепниной сквозь лохмотья пыли проглядывают обглоданные крысами кости и черепа.
Брошенный театр с его гримерными, примерочными и бутафорскими складами отныне стал для меня школой танцев, а стеллаж с дисками - самым дорогим сокровищем.
Старый граммофон, мой привередливый учитель, до изнеможения заставлял повторять трудные па, винты и прыжки.
Отныне я была не одна.
Среди зеркал в танцевальном зале мне улыбалась девочка в воздушной бальной пачке. Пыльные зеркала умножили и навсегда унесли в бесконечность отражения маленькой танцовщицы.
– 5-
– Следуй за мной!
– голос стража стал строг и властен.
– Отстань!
– Я вынужден повторить!
Говори, тень, что хочешь.
Я не я. Символ без смысла. Загадка без логики. Случайность без шанса на повторение. Это значит, прочь, наши дороги не пересекутся.
– Ты пойдешь со мной согласно параграфам...
– он начал перечислять гигобайты нарушенных инструкций.
Правый зрачок превратился в точку. Мой новый знакомый любил поговорить.
Ого, сколько кубиков адреналина выплеснул блок подпитки в плазму! Сквозь пульсирующие зрачки я заметила, как зашевелились и закипели искусственные мозги.
Страж разозлен и опасен. Пора уходить.
Я сделала шаг в сторону. Он повторил мое движение, и наши взгляды снова скрестились.
– Для чего я тебе?
– Ты нужна не мне.
– Кому?
– Не задавай вопросов. Просто опусти голову и - вперед!
– Нет.
– Стоять!
– он снова преградил путь.
Знал бы ты, что у меня в голове! Но лучше промолчу.