Алгоритм
Шрифт:
Страж протянул руку, толкнул густой серебряный поток пыли, и нагромождение из битума, списанных вертолетов и вагонов, как нарисованная декорация, легко расступилось.
– Заходи, - сказал страж.
– Вот это фокус!
– удивилась Ана.
Ее взору открылось внутреннее убранство дворца. Блеск хрустальной капели, зеркальная гладь мрамора под ногами удивляли ничуть не меньше, чем странное пристрастие владельца к позолоте. Беломраморные изваяния викингов, монстров и сфинксов казались живыми на фоне застывших струй фонтанов и причудливой чеканки на стенах. Литой поток золота, стекая с купола, огибал
– Холодно, - сказала она, окуная губы в облачко вздоха, не успевшее замерзнуть на лету.
– Да. Очень холодно. Время заморожено. Но грань эпох тонка и невидима. Окаменевшие изваяния способны расплавиться даже от шепота. Остерегись здесь плакать.
– Но...
– Ты способна его остановить.
– Что во мне особенного?
– Лучше спроси, что особенного в ангеле, которого еще не изваляли в грязи.
– Меня изваляют в грязи?
– В самом гнусном дерьме. И не просто изваляют. Твоя боль не сравнится ни с чем. Она обратит весь мир против демона. Поднимутся не только верхние жрецы, но и весь нижний мир с человеческой мразью. И дьявол возненавидит сам себя.
– Что толку в этой ненависти?
– Дьявола невозможно прикончить, он может убить себя только сам.
– Ты говоришь так, будто хорошо знаешь его.
– Да. Я знаю.
– Он прекрасен, не правда ли?
– Он уродлив. Тщедушен, мелочен и вонюч.
– Врешь.
– А еще он стар, плешив, скорчен радикулитом.
– Не верю.
– Он завистлив и мстителен. Мамин даун с вывалившимся языком.
– Ржу.
– Короче, мерзкий и скользкий тип.
– Похоже, ты ревнуешь?
– Похоже.
– Чего я еще не знаю о нем?
– Самая главная загадка дьявола заключена в том, что он кормится своим окружением. Мы думаем: вот он, злой гений, мал, дряхл, нарумяненный постник, бросающий куски из тарелок догам, опасаясь отравы. Но главный дьявол не он и не там.
– А где?
– Дьявол порожден идеей плебса о всесильном зле. Он его выдумка и желание. Пока хомячки хотят поклоняться ничтожеству, карлик не слетит.
– Вопрос в том, почему люди поклоняются самому слабому и трусливому?
– Жалким массам нужен лишь такой прыщ, который при случае не жалко выдавить.
– Я не смогу.
– Сможешь. Я знаю. Ты уже сделала это со мной.
– Сделала что?
– Ты изменила мою программу. Я разглядел будущее, свое и твое.
– Но как?
– Увидел твой танец.
– Где? Когда?
– Случайно. Шел по следам, проник в убежище. Вы называете его "театр". Кресла в зале были пусты. Но дивная музыка со сцены вдруг оглушила. Словно взрывом ударило по голове, по щекам что-то потекло. Думал: мозги, нет, - слезы. Казалось бы, ерунда, примитивная химическая реакция. Но она случилась первый и единственный раз за всю мою жизнь. И почему? Потому что увидел неправдоподобное хрупкое существо, из которого музыка слепила борца. Ты металась по сцене и, как острие меча, отсекала от мира нити своего страха. А заодно - и моего кошмара.
– Следил? Ты подл. Но продолжай.
– Музыка воспламенила душу. Она сожгла во мне часть встроенной программы, я вспомнил свое настоящее, различил в толпе лица людей. Я посмотрел в зеркало и ужаснулся. Сердце сжалось и отказало повиноваться.
– Люди еще не знают, что один из пластиронов испортился в лучшую сторону.
– Испортился? Вдруг? А если не вдруг и не слегка?
– Но почему ты не живешь внутри своей программы? Что задумал твой свихнувшийся мозг?
– Толпу нужно разбудить до конца. И разбудит ее твой танец, Ана. Мы запустим его вместо трансляции очередной казни. Мы заставим человечество вспомнить прошлое, снимем блокировку с разума.
– Это невозможно.
– Я все продумал. Гигантская стая рыб подчиняется воле одного малька. Он лидер, потому что дышит глубже. Всю стаю может развернуть его испуг или прозорливость. Так и в человеческом стаде. Страсть одного заряжает экстазом толпу. Достаточно крикнуть - и дождешься эха.
– Разве не проще казнить чудовище?
– Нет. Сонные хомячки произведут из недр своих желаний полное подобие убитого тирана.
– Итак. Мы должны разбудить хомячков? Понятно. Это, разумеется, легче, чем перевоспитать дьявола. Твой план слишком прост. Но как я с этим справлюсь? Что я могу? В этом деле даже вооруженное восстание будет бессильно. И даже если поднимется весь город, его моментально санируют огнем и зарином.
– История не помнит ни единого случая, когда толпа сама смела чудовище с трона. Плебеи бессильны перед тираном. Зверя может одолеть только зверь. Кровожадного - кровожадный, подлого - подлый. На Цезаря нашелся Брут. На Сталина - Хрущев. На Аттилу - красавица Брунгильда.
– Понятно. Только приближенный дьявола сможешь нанести удар в спину.
– Тиран, как тираннозавр был когда-то мокрым птенцом, пока не вырос и не сожрал всех своих сородичей. Так он стал главным хищником на планете. То же происходит и в человеческом мире. Сначала идол становится бессменным, а потом бессмертным.
– Что ты хочешь от меня?
– Твой танец станет его концом.
– Я должна умереть?
– У тебя есть выбор.
– Я ничего не выбрала.
– На следующей неделе на телешоу объявлена публичная казнь. Верховный суд приговорил к медленной смерти обитателей развалин.
– Это же несколько тысяч человек! И мама!
– Молчишь? На всякий случай я захватил с собой твой саквояж со склянками для шоу.
Страж поставил к ногам девушки закопченный чемоданчик и раскрыл его. На дне неаккуратным комком лежал огнеупорный костюм, крылья из медных блях, цепи для фитилей и несколько бутылей для расцвечивания искр.
– По-твоему, так просто:пойти и сжечь тирана?
– Кто может танцевать - тот просто танцует. Была когда-то богиня. Ее называли Свобода. Но об этой богине люди забыли. Кто-то должен крикнуть, что богиня жива.