Алхимик
Шрифт:
— Ты и не могла их увидеть. Где бы что ни печаталось, они всегда скупали все экземпляры прямо на складе и платили всем, кто имел к ним отношение.
— Как же ты получил их?
Он коснулся пальцем носа и подмигнул.
— Несколько экземпляров всегда ускользают… тут и там.
— Я когда-нибудь смогу прочесть их?
— Конечно… хотя, откровенно говоря, они не так уж и интересны. Я думаю, что авторам и издателям угрожали таким количеством исков, что они произвели на свет нечто бесполое.
— У тебя к тому же много литературы по оккультизму.
Он смутился.
— Н-н-ну…
Монти заметила его беспокойство, которое лишь усилило ее любопытство.
— Каким образом это произошло?
Он потянулся за пачкой «Мальборо» и закурил.
— Моя мать… у нее вроде были ирландские предки.
— Она интересовалась мистикой, заклятиями?
Он пожал плечами:
— Ничего серьезного, не стоит и говорить. — Он взял откупоренную бутылку шампанского и наполнил оба их бокала. — В восемь по четвертому каналу научная программа, — сказал он. — В ней пойдет речь о патентовании человеческих генов; не против, если я одним глазом буду поглядывать на экран?
Монти досадливо щелкнула пальцами:
— Вот черт! Отец хотел, чтобы я записала ее. Он блистательный ученый, но справиться со своим видео никак не может. — Она блеснула улыбкой. — Хотя прошлой ночью меня что-то отвлекало.
В ожидании научной программы они смотрели документальный фильм о жизни дикой природы. Тропическое небо темнело от стай перелетных птиц. Коннор глубоко затянулся, с силой выдохнул клуб дыма и неожиданно спросил:
— Что ты сделала с теми капсулами «Матернокса»?
— Они все так же лежат в моей сумочке.
Он кивнул.
— Скажи мне вот что. Прошлым вечером полиция снимала какие-нибудь отпечатки… занималась чем-то подобным?
— Нет, они поговорили об этом, но энтузиазма не проявили. Это естественно, ведь ничего не было украдено или поломано. У меня сложилось впечатление, что им не хочется оценивать эту ситуацию как взлом; им куда больше хотелось пригладить свою криминальную статистику. Но утром после твоего ухода я обнаружила кое-какую пропажу, потому что сама я не могла…
— Эй! Взгляни на это! — прервал Коннор, схватил пульт и усилил громкость. На экране шла последняя реклама «Бендикс Шер» о «корпоративном образе» компании. В офисе все о ней только и говорили, но Монти ее еще не видела и сейчас изумленно смотрела на экран.
Реклама началась с крупного плана лавы, рвущейся из жерла вулкана. Выразительный мужской голос сказал:
«Семьдесят миллионов лет назад существование Большого острова на Гавайях началось с вулканического извержения на дне Тихого океана».
Камера поднялась, показывая, как на краю острова, густо заплетенного растительностью, извергается вулкан. Затем камера нырнула глубоко в гущу влажного леса, вплотную показывая экзотические растения и жизнь птиц.
«Растения гавайских влажных лесов, — продолжал комментировать голос, — не только дают средства существования для людей и диких животных, но являются одним из богатейших в мире источников лекарств».
Теперь камера показывала общий план предприятия «Бендикс Шер», образца
«Эта компания более, чем любая другая, сохраняет природные чудеса влажных лесов и использует их плоды, чтобы для всех нас создавать лучший мир».
Далее в поле зрения камеры оказалась эфиопская деревня с ее глинобитными хижинами. Вокруг европейца, посетившего ее, клубились десятки черных ребятишек. Он говорил прямо в камеру, на экране появилась надпись: «Сэр Нейл Рорке».
«Здравствуйте. Я возглавляю „Бендикс Шер“ и хочу, чтобы вы посмотрели на здоровых молодых людей, которые собрались вокруг меня. Разве они не великолепны? — При этих словах он одной рукой обнял мальчика, а другой — девочку. — Я сомневаюсь, что без витаминизированного порошкового молока, производимого „Бендикс Шер“, кто-то из этих ребят сегодня был бы жив. — Он сделал паузу, чтобы камера успела пройтись по счастливым юным лицам. — Без ингредиентов, извлекаемых из дерева акобаб, растущего во влажных гавайских лесах, этот маленький мальчик был бы калекой в инвалидной коляске. Без корней растения пе-эку эта маленькая девочка уже в подростковом возрасте была бы слепой».
Камера медленно переместилась и теперь крупным планом показывала доброго дядюшку председателя «Бендикс Шер».
«Моя компания тратит в год три миллиарда фунтов на медицинские исследования, то есть в пять раз больше, чем британское правительство. „Бендикс Шер“ старается, чтобы в мире было меньше боли и болезней».
Зазвучала музыка, камера сместилась, отодвигаясь все дальше и дальше, показывая, что сэра Нейла Рорке окружает не пара десятков счастливых детишек, а несколько тысяч. Крупные буквы заполнили экран: «„БЕНДИКС ШЕР“ — САМАЯ ЗАБОТЛИВАЯ КОМПАНИЯ В МИРЕ».
Коннор ухмыльнулся:
— Пожалуй, он и на «Оскара» потянет? Вот циничный подонок…
Она осторожно взяла сигарету у него из пальцев и затянулась. От вкусного дыма у нее закружилась голова.
— Циничный? А мне он скорее нравится. Как ты думаешь, насколько он осведомлен о том, что делается в компании?
— Что ты имеешь в виду?
Она неохотно вернула ему сигарету.
— Ну… он ведь всего лишь подставное лицо, не так ли? Председатель, но не исполнительный директор или что-то в этом роде. Я думаю, он работает на компанию всего два или три дня в неделю. Тебе не кажется, что такие люди, как доктор Кроу, используют образ хорошего человека сэра Нейла? И если вокруг «Матернокса» существует какая-то дымовая завеса, не могу поверить, что он ее одобряет.
Коннор снова затянулся сигаретой и промолчал.
Она спрыгнула с кровати, прошла в кухню и, вернувшись с коричневым конвертом, вывалила его содержимое.
— Вот те планы, что я раздобыла. Лондонская штаб-квартира «Бендикса».
Монти развернула первый лист: «Гарбутт Макмиллан. Планы новой лондонской штаб-квартиры „Бендикс Шер“. 1971, вид сбоку».
— Давай-ка посмотрим. — Она расстелила синьку и, глядя на нее, попыталась сориентироваться. На ней был изображен знакомый центральный фасад, который выходил на Юстон-роуд. Затем развернула следующий лист.