Алхимия вечности
Шрифт:
— Брайан, — предостерегающе говорит мама Кайли.
Он протягивает руки и посмеивается.
— Ребячество! — он становится серьёзным. — Что ты делала в сквере Джека Лондона? Там опасно. Я думал, ты в той картинной галерее в Беркли.
Мои глаза перебегают с Брайана на родителей Кайли, наклонившихся с обнадёженными лицами. Что я могу сказать? Что пыталась покончить свою противоестественно длинную жизнь, а когда попыталась спасти вашу дочь, случайно забрала её тело?
— Я...да. Была. И...я, — монитор сердечного ритма сигналит быстрее.
Вовремя. Молодой доктор в белом халате стучит в окно
— Простите. Что-то голова закружилась.
Доктор отталкивает мать Кайли локтём и машет фонариком из ручки перед моим лицом. Он возвращает его в карман вместе с чистым бланком и сверяется с диаграммой.
— Когда мы можем забрать её домой? — спрашивает миссис Морган.
Моё сердце замирает. Домой? Единственное место, куда я хочу пойти, это подъёмные краны, чтобы забрать сумку. После... Я качаю головой. Что потом? Пробуждение подростком с любящей семьёй все ещё не входит в мой план, я даже не могу рассчитать свой следующий шаг. Горячие слёзы грозят вылиться из глаз, и я поднимаю голову, чтобы сдержать их.
Я была готова уйти, но я здесь, в теле девочки, семья которой даже не догадывается, что она мертва. Рациональная часть меня знает, что не было другого способа для Кайли пережить ту аварию, но вина, что я забрала ещё одну жизнь, подавляет.
— Обычно я оставляю пациентов, попавших в такую серьёзную аварию, — хмуро говорит доктор, — но все показатели вашей дочери вернулись к обычным. Никаких физических повреждений, — он проверяет мой пульс. — Чтобы после несчастного случая быть без царапинки, это... невероятно. Ты знаешь, что это чудо? Что ты вообще выжила?
Я моргаю моими новыми глазами.
— Поверьте мне, я знаю.
Глава 10
Я смотрю в окно, пока машина Морганов едет к их дому в Северном Беркли. Он похож на сказочный домик, окружённый деревьями в глубине улицы, с разноцветным садиком под старинными окнами с витражными стёклами. Когда Брайан и его родители идут через тяжёлую парадную дубовую дверь, я останавливаюсь на подъездной дорожке, слушая низкие стоны ветра сквозь прутья скульптуры из старого железа. Она довольно необычна: из антикварных серебряных ложек, частей украшений, ключей и высушенных косточек.
Входить в дом Кайли кажется ужасно неправильным. Я забрала больше жизней, чем могу сосчитать, потеряла своё настоящее тело, но никогда не оглядывалась увидеть оставленную жизнь.
Брайан поворачивается и смотрит на меня.
— Что? Ждёшь личного приглашения?
Я слабо улыбаюсь.
— Дай потрясённой девочке минуту прочувствовать аромат роз, — говорю я, переступая через порог на старинные полы. Передо мной гостиная, где хорошо сохранившиеся бархатные кушетки стоят на искусных персидских коврах. Видна кухня с небольшим беспорядком. Мать Кайли кладёт свою сумочку на стойку.
— Ты должна прилечь, дорогая. Рекомендация врача.
Пауза. Справа и слева от меня два коридора, ведущие, как я предполагаю, в спальни. Но какой ведёт к комнате Кайли? Я, положившись на удачу, направляюсь вправо, делая несколько робких шагов, пока Брайан не откашливается.
— Думаешь, если ты медицинское чудо,
— Просто проверяю, обращаете ли вы на меня внимание, — говорю я, выскальзывая в другой коридор. Мой голос кажется пустым, безжизненным.
В первой же открытой двери видна незастеленная кровать, заваленная джинсами и свитерами с капюшоном. Замысловатые ритмы ЧакаТэйлорса доносятся из приёмника.
Я продолжаю двигаться к следующей комнате. Аромат жасминовых духов висит в воздухе, и я знаю, что это комната Кайли, прежде чем захожу внутрь. Закрыв за собой дверь, я глубоко вдыхаю. «Ты почти на месте. Просто дождись, пока все заснут, и можешь пойти к кранам, взять книгу и осуществить план «Б» — неважно, в чём он заключается».
Комната окрашена в тёмно-бирюзовый цвет, покрывало из светло-зелёного, ближе к лимонному, атласа. Фиолетовые подушки с чёрными бусинами сложены в изголовье кровати. Создаётся эффект, будто они окружены гигантскими перьями павлина.
Я замечаю футляр для скрипки, прислонённый к столу. Скрипка — один из моих любимых инструментов. Кайли была музыкантом? Подойдя ближе, я замечаю толстый слой пыли на нём. Но в углу стоит мольберт с полузаконченной картиной девочки на пляже у волнующегося моря.
Изображение полностью серое: облачное небо, туман над гребнями волн. Девочка похожа на Кайли: её сияющие глаза — самое яркое пятно на всем холсте. Несмотря на однообразие сцены, она выглядит счастливой, будто видит нечто, дающее ей надежду. Присмотревшись, я замечаю контуры русалок под водой. У неё больше нет шанса заполнить детали, но они, несомненно, были.
Это напоминает мне наше путешествие с Барбадоса в Новый Амстердам. Я разозлилась на Кира за убийство нашего слуги и проводила как можно больше времени в одиночестве на верхней палубе, овеваемая океанским бризом. Непрозрачный Атлантический океан расстроил меня. Я хотела видеть глубины. Я хотела верить, что под нами есть другой мир, где русалки расчёсывают волосы золотыми гребнями и играют музыку на затонувшем клавесине.
Отворачиваясь от картины, наполнившей меня необъяснимой печалью, я замечаю, что одна из стен полностью завешана рамками и зеркалами. Я рассматриваю фотографии Кайли с друзьями: в походе, на школьных танцах, валяющихся возле бассейна.
Одна и та же девушка появляется на нескольких из них — пурпурные пряди в тёмных волосах делают её легко узнаваемой. Кайли смотрит на меня, сияя жизнью.
Я рассматриваю моё новое тело в зеркале. Впервые я стала подростком с того самого момента, как погибло моё настоящее тело, — это чувство потрясало. Серо-зелёные глаза, длинные и густые ресницы, мои светло-русые волосы мерцают золотом, когда на них падает солнечный свет. Они спадают свободными завитками, так же как и волнистая чёлка. По-моему, мой нос слишком вздёрнут, чтобы нравиться. Губы тёмно-кораллового оттенка контрастируют с загорелой кожей Кайли.