Алиби Алисы
Шрифт:
Я не из тех, кто легко сходится с людьми, я из тех, кто запирается в своем доме.
Кроме тех случаев, когда мне надо идти на работу. Или купить пончики.
— Привет, Шарлотта! — раздается веселое приветствие уличного торговца, когда я иду мимо него на работу.
— Привет, Джонни, — отвечаю я. — Как дела?
— Я видел тебя несколько дней назад и предлагал дырки от бубликов. Помнишь?
— Да? Прости, видимо, я тебя не услышала.
— Да. Ты куда-то очень торопилась. А где твоя дочка?
—
— О господи! Кто-нибудь из близких?
— К счастью, нет. А теперь мне надо закончить мой роман. Только вот сначала захотелось угоститься.
— Отличная идея, — говорит он, опуская корзинку в кипящее масло. — Дай мне три минуты. Нажарю тебе свежих.
Он отворачивается к миске с тестом, а я переключаюсь на роль Шарлотты — перекидываю через плечо шарф и чувствую, как мой позвоночник в мгновение ока удлиняется.
— Спасибо. Мне сегодня потребуется много сахара. Придется почти все переписать.
— Прискорбно слышать, — говорит Джонни. — Что, редактору не понравилось?
— Увы. Я сама все испортила, и мне пришлось сократить сорок тысяч слов. Но это ничего, бывало и похуже. Мне кажется, что с каждым разом писать становится все сложнее и сложнее.
— Сорок тысяч слов! Как же быстро ты пишешь?
— Да я могу снова настучать их за неделю. Да, Джонни, дай мне еще соку.
— Нет проблем, — говорит он, прихватывая из холодильника банку. — Давненько я тебя не видал, Шарлотта. Начал уже подумывать, что ты нашла другого продавца пончиков.
Он дружески подмигивает, и мне становится приятно.
— Закопалась в делах, только и всего. Я только что вернулась из большого турне, а тут еще на неделе у некоторых из моих приятелей вышли новые книги. Короче, сплошной кавардак, — я улыбаюсь и тяжело вздыхаю, чтобы показать, как я устала.
— Ох-хо-хо, — понимающе говорит он, подбрасывая пончики в корзинке. И тут мое внимание привлекает мелькание белой бумажки — на столбе позади Джонни трепещет на ветру объявление о пропаже кота. Какой-то Жуки. Пропал в июле. Это мой Принц Роланд. Пончики уже готовы. Джонни вываливает их на противень и посыпает сахаром.
— Пять за фунт или — специально для тебя — четыре за сто пенсов и один в придачу даром.
— Спасибо, Джонни. Я возьму пять.
Он ссыпает пончики в бумажный пакет, завязывает его узлом и кладет теплый пакет мне на ладонь. Я протягиваю ему два фунта, и он достает сдачу из прикрепленной к поясу сумочки.
— Пахнет просто великолепно. Спасибо, Джонни, — я порываюсь взять один пончик, но они такие горячие, что обжигают мне пальцы.
— Как продается твой последний роман? — спрашивает он, облокачиваясь на прилавок.
— Ты знаешь, неплохо. Пристроила его в Грецию и… в Бельгию. Вот прямо сегодня утром.
К фургону приближаются
— Это здорово! А ты уже встретилась с Дэвидом Швиммером?
Несколько недель назад я сказала ему, что Дэвид Швиммер согласился на роль в фильме, который будет сниматься по моему роману «Любовники на войне».
— Еще нет, но, кажется, он скоро должен приехать. Может быть, тогда. Спасибо за пончики, Джонни, — говорю я, прихватывая холодную банку с соком, которая остужает мои чересчур прыткие пальцы.
— Окей, не исчезай надолго, Шарлотта. — И Джонни поворачивается к двум подросткам. — Привет, парни. Чем могу вам помочь?
Признаюсь, я использую продавца пончиков. Мне приходится использовать его, чтобы почувствовать себя нормально. Иногда это срабатывает, но не сегодня. Пончики слишком горячи, а Джонни слишком занят, чтобы мой флирт мог достичь того уровня, когда я начинаю чувствовать себя уверенно. Мне хочется пойти в квартиру, сесть на кровать, зарыться в одеяло и скрыться от всех, поглощая пончики.
Но приходится идти на работу — у меня ведь сегодня послеобеденная смена.
Мне удается подслушать разговор нашего менеджера Кимберли с сержантом полиции.
Оказывается, руки Тессы Шарп были связаны синей кабельной стяжкой. Однако Кимберли утверждает, что Тревор всегда пользуется только черными. Значит, тот, кто убил Тессу Шарп, принес их с собой.
Двадцать девятый номер все еще опечатан, и полиция все утро опрашивала персонал отеля. Ко мне, однако, никто не проявляет никакого внимания. Я начинаю беспокоиться, но Тревор информирует меня, что они опрашивают только тех, кто работал в тот вечер между семью вечера и полуночью.
— Ты уже закончила? — спрашивает Вацда, когда я просовываю голову в дверь подсобки, чтобы услышать то, что она отвечает детективу.
— Нет. Хотела спросить, где салфетки для протирки. Не могу их найти.
Закончились. Придется открыть новую упаковку. И закрой уже дверь, а?
Так я и поступаю. Никто не говорит мне, что происходит — ни Сабрина, ни Мэдж, ни временно работающая у нас Клер, — а все, что мне удается выжать из Тревора, это только: «Все теперь в руках полиции. Дай им закончить свою работу».
А что, разве это я не даю им закончить работу? Я только хотела спросить, выяснили ли они уже, кто это сделал. Что ему, трудно сказать?
Когда моя смена заканчивается, я нахожу его в столовой починяющим кофе-машину.
— Не знаешь, проверяли ли они, не заходил ли в отель кто-нибудь посторонний? — спрашиваю я.
— Не знаю. Та женщина-детектив, которая приходила вчера, упоминала ее бывшего парня. Я думаю, его теперь ищут. Но они не будут слишком распространяться, потому что все это нас не касается.