Алиса убивает любимых

Же Саша

Тем вечером, когда Алиса впустила меня в свой мир, я увидел все эти шприцы, которые валялись повсюду, темные капли крови на полу, целые и пустые ампулы, сваленные в кучу. Я не стал ее осуждать или что-то говорить. Все ссоры я оставил на потом, а тогда я просто остался с ней.

Ночью без отопления было холодно, поэтому мы накрылись моей курткой, которую Алиса сохранила. Я обнял ее, смотрел, как она спала, и был счастлив, что все-таки не бросил, не отпустил. Призраки из клуба самоубийц мне врали, хоть и хотели помочь. Я не смог бы забыть Алису. Да и теперь, наверно, не смогу.

14.

В своей осознанной

жизни, если начать считать с детского сада, я встретил не так уж много людей. Думаю, от силы наберется пара сотен тех, кому я смотрел в глаза, с которыми разговаривал больше пары раз, которых впустил в свою жизнь. И, конечно, у меня были отношения с девушками до того, как я встретил Алису. Я помню их имена, как и где мы познакомились, с ними были связаны приятные и не очень воспоминания. Но штука в том, что никого из них я не воспринимал, как часть себя. Это странно звучит, еще сложнее это объяснить, но я постараюсь.

Например, я помню, когда учился в старших классах, мы с моей тогдашней подругой напились и накурились кальяна на вписке у общих друзей. Я был совершенно счастлив в тот момент, потому что все оставили нас в покое, закрыли дверь, чтобы нам не мешать, и мы остались в комнате одни. Я поставил музыку, как сейчас помню, что-то из Эми Уайнхаус, и мы долго целовались. Это был прекрасный момент, я люблю его, этот момент, но не могу сказать, что любил ту свою подругу. Может быть, тогда я и испытывал к ней что-то вроде привязанности или нежности, но не более того. Прошло время, и теперь я уже не смогу в точности вспомнить: ее внешность, как она смеялась, холодные ли были у нее руки, какие книги она читала, кто у нее был любимый актер. Я просто помню тот один прекрасный момент, который, надеюсь, был прекрасным и для нее тоже. Вот и все. А с Алисой было по-другому. Как только я ее увидел, то сразу понял, что это не просто момент, а что-то намного более значимое. Будто я наконец нашел ту недостающую важную часть головоломки в моей жизни, без которой не выходило полной картины. Так что, когда я говорю, что не смог бы забыть Алису, я говорю чистую правду. Я не забуду именно ее саму, целиком и без остатка, а не только те моменты, что у нас с ней были.

Когда недостающая часть головоломки проснулась и открыла глаза, я был рядом. Наступил новый день, и Алиса вдруг снова стала новой, непонятной. Она взглянула на меня, быстро поднялась и начала ходить по комнате, вскинув голову и положив руки на шею так, что ее худые локти будто бы тянулись к потолку. «Прости, прости, – затараторила она в каком-то безумном смущении, – тут так не убрано, грязно, прости». И тут же опустилась на пол и начала сгребать валявшийся мусор в кучу, как будто меня это волновало. Кое-как мне удалось уговорить ее бросить это дело. Чтобы хоть как-то привести Алису в себя, я решил рассказать о том, как искал квартиру. Я все немного приукрасил, в красках описал, как матерился с консьержками, бегал от них по этажам и все в таком духе – она заулыбалась, мне удалось ее вернуть.

– Все-таки хорошо, что ты пришел, – сказала Алиса. – Я не хотела, чтобы меня искали, но рада, что нашел именно ты.

От ее слов мне стало по-настоящему тепло, мне захотелось жить. Алиса повеселела, и я повеселел вместе с ней. Я предложил пойти куда-нибудь поесть, чтобы отвлечься от всех этих капель крови и шприцов.

– Я угощаю, – сказал я.

– А деньги-то у тебя есть?

Я действительно совсем забыл о деньгах.

– Не-а, а ты, надеюсь, еще не потеряла свои кеды, если снова придется бежать?

– Не потеряла, – игриво передразнила меня Алиса. И мы заулыбались, как будто все было в порядке.

Мы вышли из квартиры в десять утра. Был понедельник,

и улицы снова пустовали. Большинство нормальных уже разъехалось по своим делам, а у нас с Алисой совершенно не было дел, мы просто шли по улице. Чувство было такое, будто мы были детьми, которых взрослые оставили дома без присмотра. Полная свобода шалить или страдать от одиночества.

Алиса привела нас в какую-то жуткую палатку, которую и кафешкой назвать невозможно: в таких еще стульев нет, одни высокие столы, чтобы быстро перекусить стоя. Мы кое-как наскребли мелочи на одну шаурму на двоих. Мне было стыдно, я проклинал себя за то, что отдал деньги в долг дружку, ведь нам с Алисой не хватило даже на кофе.

– Готов? – спросила она с улыбкой. – Смотри, не урони, это наш завтрак, обед и ужин!

– Готов, – отозвался я, – постараюсь!

И мы, смеясь, разломали несчастный лаваш на части, из него полезли внутренности, которые пришлось потом заталкивать обратно, чтобы они не упали на землю. Зрелище было жуткое, но скажу честно, ничего вкуснее той шаурмы я давно не ел.

– Ну, как, м? – спросила Алиса, вытирая губы салфеткой. – Ощутил все оттенки вкуса?

– О, да! – Подыгрывал я. – Начинка, как в бабушкином пироге!

И мы с Алисой, два дурака, одновременно издали стон наслаждения: «Ммммм!». Парень, скрутивший нам ту шаурму, косился на нас сквозь свое окошко, как на двух ненормальных.

Мы доели и окончательно развеселились. Еще откуда-то вылезло яркое солнце. Алиса потащила меня по своему району, показывала всякие места, тыкала пальцами по сторонам, вспоминая о разных забавных случаях вроде: «а тут за мной погналась собака, и я залезла на горку, мне тогда было лет четырнадцать»; или «здесь, в этом дворе я каталась зимой на коньках, его специально заливали»; или «я как-то просидела всю ночь за этими гаражами, ждала подругу, мы вместе планировали бежать, но она так и не пришла». Алиса говорила о таких вот простых вещах с таким искренним детским восторгом, что я просто не мог отвести от нее глаз. Иногда она улыбалась и, поймав мой взгляд на себе, прикрывала улыбку рукой.

Потом, когда мы почти сделали круг по району, я наконец спросил Алису о том, как прошла эта неделя, после того, как мы расстались. «Я вернулась в свою пустую квартиру, – рассказывала Алиса, – по дороге купила в аптеке кучу шприцов, думала вколоть весь кет, что остался, но без капельницы ничего не вышло». «Это было очень глупо. – Я закачал головой. – Ведь ты обещала мне, что не наделаешь глупостей! Обещала же. Скажи, ну, зачем ты это сделала?». А она ответила этим своим особенным: «Ни знаю». Прямо так и сказала. Алиса опустила голову, будто обидевшись от моих слов, и мгновенно провалилась в какие-то свои мысли. Больше она не показывала пальцем на всякие памятные места, мы просто шли молча. Я понял, что накосячил, что опять теряю Алису, поэтому извинился, хотя и не считал себя виноватым: «Я знаю, это не мое дело, прости меня». «Окий, прощаю», – отозвалась она.

Мы дошли до поворота. Дорога резко поворачивала налево, а впереди была стена густого подмосковного леса. Вокруг тишина – никого кроме нас на километр – и в этой тишине я вдруг отчетливо услышал, как где-то вдали, за деревьями, волны бьются о бетон. «Покажешь мне плотину?» – вдруг спросил я и даже сам удивился, что спросил это вслух. Мы остановились, и Алиса подняла на меня глаза, в которых невозможно было что-то прочитать. «Ты правда этого хочешь?» – шепнула она. Я помолчал, думая, как лучше ответить. «Наверно, хочу», – шепнул я в ответ после паузы. Мне казалось, что если я не увижу, как волны бьются о тот бетон за лесом, то никогда уже не смогу разгадать Алису. «Ладно, – сказала она теперь уже совсем тихо, что я едва услышал ее голос, – если хочешь, я покажу тебе эту чертову плотину».