Алитет уходит в горы
Шрифт:
Наконец Айе выстрелил. Люди побежали к рогам.
— Промах! — послышался крик.
Айе сидел на снегу и чесал затылок.
— Промахнулся Айе. Старик прав, — сказал пожилой охотник.
Айе вскочил и сердито сказал:
— Это ружье твое. Ты хозяин ему. Попробуй сам отстрелить кончик отростка!
Владелец ружья сел, прицелился, выстрелил и тоже промахнулся.
Старик, затеявший испытание Айе, с важностью проговорил:
— Айе, наверное, научился хвастовству у белых людей. Поставьте рога там, где велел я.
Рога перенесли ближе.
Раздался выстрел,
— Есть, есть! — радостно закричали охотники.
Айе вскочил и облегченно вздохнул.
Старику поднесли рога. Он ощупал пальцами отбитый пулей отросток и сказал:
— Теперь я вижу, что ты остался настоящим человеком нашей земли. Пожалуй, надо посмотреть, что за праздник будут устраивать русские.
— Праздник хороший, — сказал Айе. — Будут бега на собаках, состязания в стрельбе, в беге, будет борьба. За все будут выдаваться призы. Готовьте собак. Лучший наездник получит ружье!
— Хо! Ты, пожалуй, врешь? — недоверчиво спросил старик.
— Нет, не вру. Приезжай — увидишь сам.
И все стали готовиться к празднику правильной жизни.
Глава тринадцатая
Удивительный обычай возник в стойбище Энмакай: бабы принялись за охоту на пушного зверя. Ну, бабье ли это дело — ездить на собаках в тундру, разбрасывать приманки на зверя, ставить капканы и затем ежедневно осматривать их?
И все это сделал русский учитель Дворкин.
Люди стойбища верили ему и объединились в обиде на Алитета. В их ярангах поселилась и прижилась радость жизни.
Сами женщины, услышав в первый раз от учителя, что им нужно ловить песцов, смеялись над ним.
— Вы попробуйте, а потом мы и собак хороших разведем. У каждой будет хорошая упряжка, — убеждал их учитель.
И чтобы не огорчать учителя, которого уже полюбили, женщины решили попробовать заняться охотой.
В тот вечер они поздно разошлись, и Дворкин, слушая их смех, доносившийся с улицы, сам улыбался.
И по всему побережью русские с настойчивостью принялись помогать бедным людям. Это они изгнали голод с побережья своими вельботами-самоходами и новым законом жизни.
— О, это только начало! — говорил учитель.
Мяса было много, и каждая из женщин без ущерба для хозяйства могла отвезти в тундру приманку на песца.
А сколько было радости, когда Уакат привезла первого песца, за которого можно получить сорок бумажек-рублей!
Женщины тоже научились понимать толк в бумажках-рублях. Чтобы отметить это небывалое событие — первого песца, пойманного женщиной, Ваамчо устроил собрание.
Виновница торжества Уакат была в центре внимания. Все только и говорили о ней. После собрания она не спала всю ночь, а рано утром уже умчалась осматривать капканы.
Вот он какой, новый закон! Неплохой закон. Каждый, у кого есть глаза, видит это сам.
Ваамчо, обзаведясь хорошей упряжкой, успевал разбрасывать приманки на песца и ездить по соседним стойбищам, развозя великие слова правды.
И лишь Алитета ничто не радовало. Скучно стало ему в стойбище Энмакай. Он давно отвык от охотничьей
В полумраке с открытыми глазами молча лежал Алитет. И никто не знал, о чем думал он. Всем было тягостно, и все старались молчать.
Тыгрена догадывалась, что скоро, скоро Алитет покинет побережье и навсегда уйдет в горы.
Озлобленный, он лежал и неприязненно посматривал на своего отца Корауге. Алитет возненавидел и его. Недовольство и вражда поселились в пологе.
— Ты все лежишь? Не мешало бы позаботиться о жире, — напомнил Корауге сыну.
Алитет поднялся с оленьей шкуры и, сидя, долго смотрел на отца. Потом недовольно сказал:
— Ты перестал видеть, что настала трудная жизнь. Не мешало бы тебе подумать об уходе к «верхним людям». Что-то давно я не вижу от тебя никакой пользы. Или ты все еще думаешь, что помогаешь мне в моих делах?
Шаман вздрогнул и с глубокой обидой сказал:
— Где это видано, чтобы человеку кто-то предлагал уходить к «верхним людям»? Разве у меня перестал ворочаться язык во рту, чтобы самому попросить смерти? Разве я перестал быть хозяином своей жизни? Или ты думаешь, что я не могу сам вымолвить последнее слово?
Алитет вскочил и резко, непочтительно, повысив голос, сказал:
— А ты не видишь, нас окружил новый закон, привезенный русскими?!
Алитет в ярости сорвал деревянных и костяных прокопченных божков, висевших на стенках, и торопливо вылез из полога. Он схватил топор и озлобленно начал рубить их на мелкие кусочки, приговаривая:
— Вот вам, помощники в жизни!
Он собрал кусочки божков в пригоршню и, выйдя из яранги, разметал их по снегу. Затоптав их, он вернулся, взял ружье и ушел во льды сторожить нерпу.
Давно не сидел он у отдушины. Скучно сидеть и бесконечно долго ждать, когда покажется эта глупая нерпа подышать воздухом. Но Алитет терпеливо сидел и думал. Он долго сидел и, разозлившись, бросив ружье в отдушину, сказал:
— Все! Нечего делать здесь на берегу. Пора уходить в горы.
Вернувшись домой и встретив около яранги Тыгрену, он крикнул:
— Живо собак! Скорей надо готовиться к кочевой жизни.
Лицо Алитета было необыкновенно злым и страшным, когда, одетый по-дорожному, он вышел к нарте, где Тыгрена пристегивала собак. Она запрягала собак торопливо и не могла скрыть радости, что Алитет наконец-то уезжает из стойбища. Слишком тяжело стало жить вместе.