Альманах всемирного остроумия №1
Шрифт:
«М. Д. – писатель, обладающий удивительной легкостью. Он толкует о самых важных предметах; у него не бывает помарок и даже, – прибавил его панегирист, – он никогда не перечитывает того, что написал». – «Так что же? – возразил один из слушателей, – я делаю кое-что похитрее: я вовсе его сочинений не читаю».
Какой-то поэт прочитал одному из своих друзей отрывки из довольно длинной поэмы, только что сочиненной им, и просил его указать места, которые ему лучше нравятся. «Те, – отвечал друг, – которых ты мне не читал».
«Самолюбие, – сказал какой-то писатель, – подобно скупости: оно не допускает пропадать ничему. Скупец нагибается за лоскутом, а самолюбивый, более глупый, – за самой пошлой похвалой».
Стихокропатель
Фаддей Булгарин провозглашал направо и налево, что император Николай Павлович в шутку называет его, Булгарина, «lе roi du Gostinoi dwor», т. е. «гостинодворским царем», может быть оттого, что Булгарина гостинодворцы за его субботний фельетон под названиeм «Всякой всячины» очень любили и очень побаивались-таки, так как он без всякой церемонии превозносил иную лавку выше леса стоячего, а другую втаптывал в грязь, положительно по своему произволу.
– «Я разорился от воров!»«Жалею о твоем я горе».– Украли пук моих стихов.«Жалею я о воре».Истории об Иване Крылове
Раз приехал Крылов к одному своему знакомому. Слуга сказал ему, что барин еще спит. «Ничего отвечал Иван Андреевич, – я подожду», и с этими словами прошел в гостиную, лег там на мягком диване и заснул. Между тем хозяин просыпается, узнает, что неизвестный ему господин и себя не назвавший ждет его в гостиной, поспешил туда и увидел перед собою слонообразную личность, с которой не был знаком, но которую где-то словно как будто и видал частенько (на портретах может быть). Крылов проснулся и, зевая спросил хозяина квартиры: «Что вам угодно?» – «Позвольте лучше мне вам задать этот вопрос, – сказал хозяин, – потому что здесь моя квартира». «Как! да ведь здесь живет N***?» – «Нет, – возразил хозяин, – теперь живу здесь я, а г-н N***, не спорю, жил, может быть, до меня». После этих слов хозяин спросил Крылова об его имени, присовокупляя, что он в жизнь свою не встречал никого, кто бы как вот он был похож на баснописца Крылова, которого он знает только по портретам его. «Ежели вы, – сказал на это Крылов, – находите во мне сходство с Крыловым, то это доказывает только, что портреты его довольно верны с натурою, так как баснописец Крылов – это я к вашим услугам». Хозяин, прямой русский человек, да и не без образованности, пришел в восторг и радость от мысли иметь честь принимать у себя знаменитого «дедушку» Крылова и стал упрашивать его сделать ему честь остаться у него на чай и завтрак. «Нет уж, – сказал Крылов, – мне и так теперь совестно смотреть на вас», – и о этими словами вышел.
В одном из литературно-музыкально-драматических вечеров кто-то, между прочим, сказал, относительно памятника Крылову, следующий экспромт:
Лукавый дедушка с гранитной высотыГлядит, как резвятся вокруг него ребята,И думает: о, милые зверята,Какие, выросши, вы будете скоты!Замечательно, что не взирая на наружную связь, бывшую между Гречем и Булгариным, Греч в своих остротах менее всех щадил Булгарина, почему как-то раз Пушкин сказал Гречу: «Удивляюсь, Николай Иванович, вашей дружбе с Булгариным!»… – «Тут нет ничего удивительного, – отвечал Греч, – я дружен с ним, как мачеха о пасынком!».
Незадолго перед кончиною Крылова, когда уже о безнадежности положения его открыли другу его Я. И. Ростовцеву, который почти безотлучно при нем находился. Ростовцев спросил Ивана Андреевича, не мнителен ли он? «А вот послушайте, как я мнителен, – отвечал Крылов: – лет 40 тому назад я заболел сильно. Доктор,
Это был последний рассказ Крылова, часу во втором ночи, – следовательно за 6 часов до смерти, так как он умер в 3/4 8-го ч. утра 9-го ноября 1844 года.
Известное стихотворение Виктора Гюго:
Enfant, si j'etais roi, je donneraie l’empire [95] Et mon trone, et mon sceptre, et mon peuplo к genoaеSi j'`eais Dieu, je donnerais lee mondes и проч.было помещено в 1838 году в «Библиотеке для чтения» в переводе г. Деларю, поплатившегося тогда за этот перевод своей карьерой по службе в военном министерстве, из которого, по доносу митрополита Серафима, был исключен. Крылов, прочитав вышеприведенные стихи Гюго, написал карандашом на книге два стиха:
95
«Дитя, если б я был королем и правил империей…»
Дмитриев и Капнист, которым Державин отдал на суд свои стихотворение, читая и разбирая их вместе с ним, начали советовать ему перемену то того стиха, то другого. Державин сперва соглашался, а потом рассердился и сказал: – «Что же вы хотите, чтоб я стал переживать свою жизнь по-вашему?» – Тем и кончилось совещание.
Одно лето как-то императорская фамилия жила в Аничковском дворце. Крылов, как известно, жил в доме Импер. Публ. библютеки, в которой занимал должность библиотекаря. Однажды покойный государь Николай Павлович встретил Крылова на Невском. «А, Иван Андреевич! Каково поживаешь? Давно не видались мы о тобою!» – сказал император. – «Давненько, ваше величество», – отвечал баснописец с свойственною ему наивностью, вполне натуральной, а вовсе не прививною, – ведь, мы, кажись, соседи!…»
Хозяин дома, в котором И. А. Крылов нанимал квартиру, составил контракт и принес ему для подписи. В этом контракте, между прочим, написано было, чтобы он, Крылов, был осторожен с огнем, а буде, чего Боже сохрани, дом сгорит по его неосторожности, то он обязан тотчас заплатить стоимость дома, именно 60,000 руб. ассигн. Крылов подписал контракт и к сумме 60,000 прибавил еще два нуля, что составило 6,000,000 руб. ассигн. «Возьмите, – сказал Крылов, отдавая контракт хозяину, – я на все пункты согласен; но для того, чтобы вы были совершенно обеспечены, я вместо 60,000 руб. асс. поставил 6,000,000 руб. асс. Это для вас будет хорошо, а для меня все равно, потому что я не в состоянии заплатить на той, ни другой суммы».
Пушкин прочел Крылову свою драму «Борис Годунов», уверенный вперед, что она ему не понравится, так как знаменитый баснописец был строгий классик, а Пушкин, как поэт, увлекался воображением и часто приносил в жертву фантазии самые историчеcкиe факты. Крылов слушал чтение прилежно, часто прерывал его похвалами отдельным местам, но о целом умалчивал, и Пушкин не мог этого не заметить. «Верно вам не нравится мой «Борись?» – спросил он, усмехаясь. «Нет, ничего! – возразил добродушно Крылов, – только, слушая вас, я вспомнил про одного проповедника, который однажды избрал темой своей проповеди, что всякое созданье Божье есть совершенство. Вдруг к нему подходят два безобразнейшие горбуна и спрашивают с понятной в их положении желчью: «Неужели и мы совершенство?» Проповедник взглянул на них с состраданьем и сказал: «Да, и вы, дети мои, совершенство безобразия». Так и ваша драма, Александр Сергеевич, она превосходна, совершенна, если хотите, но – в своем роде».