Альманах всемирного остроумия №1
Шрифт:
Когда Наполеон III писал свою книгу «История Юлия Цезаря», пятнадцать, если не более, латинистов помогали ему, вступая в беспрестанные ученые споры на счет различных местностей. Bсе архивы были разрыты, производились невероятные parbleu [82] , и глаза всей Европы были обращены на этот громадный труд, оставшейся, впрочем, недокопченным. Однажды ученые мужи чуть не передрались, отыскивая на карте место древней Ализии. Наполеон услыхал шум из соседней комнаты, вошел и, узнав причину спора, почти не глядя на карту, сказал: «Должно быть здесь». Ученые замолкли и беспрекословно согласились. Когда книга вышла, лесть подхватила ее на свой медоносный язычок, и император-литератор, окуренный фимиамом, едва не задыхаясь, от восторга, думал, подобно Александру Македскому: «Чувствую, что становлюсь богом». Один только французский критик Сент-Бёв [83] отказался от подобного лицемерия и на убеждения написать похвальную статью в Constitutionnel
82
Черт возьми!
83
Шарль Огюстен де Сент-Бёв (фр. Charles Augustin de Sainte-Beuve; 23 декабря 1804, Булонь-сюр-Мер – 13 октября 1869, Париж) – французский литературовед и литературный критик, заметная фигура литературного романтизма.
Амиоту, старинному французскому историку, предлагали написать историю Франции. Он отвечал: «Я слишком предан моим государям, чтоб оказать им дурную услугу, взявшись за описание их жизни».
Пирон, гуляя в тюильерийском саду, сел отдохнуть на лавочку у ворот. Почти все мимо проходящие, поравнявшись с нам, кланялись; Пирон беспрестанно приподнимал шляпу и отвечал поклонами более или менее низкими, смотря по наружному достоинству тех, которые ему кланялись. «Ну, – сказал сам себе Пирон, – я право и не думал, чтоб меня все взали. Как жаль, что теперь здесь нет Вольтера, этого гордеца, который сегодня поутру на мой низкий поклон едва кивнул головой. Он увидел бы как меня уважают». Рассуждая подобным образом, поэт беспрестанно отвечал на поклоны; наконец, устав, принужден был сидеть без шляпы и платить за поклоны легким наклонением головы. Вдруг пожилая женщина становится пред ним на колена. Удивленный Пирон, не понимая что это значит, говорит ей: «Встаньте, сударыня, верно вы почитаете меня поэтом эпическим или трагическим; но вы ошибаетесь, я не имею этой чести и до сих пор писал только для кукольной комедии». Старуха остается прежнем положении, не слушая Пирона, который, заметив, что она шевелит губами, подходить к ней наклоняется, чтобы расслышать её слова. Женщина читала молитву перед образом, стоявшим прямо над головой Пирона. Тут уже поэт-сатирик взглянул вверх и догадался; что заставляло прохожих кланяться.
Однажды известный писатель Бенжамен Констан [84] ехал в почтовой карете. Речь шла об одном из его сочинений, которое пассажиры критиковали очень строго; подражая журналистам. В числе пассажиров был господин N, который счел нужным вступиться за книгу, и вступился горячо, тем больше, что не читал ее. Один из его дорожных товарищей заметил ему, что он спорит слишком запальчиво. «Да иначе и быть не может, – отвечал он. – Когда говорят об ваших отсутствующих друзьях, надобно заступиться за них». «А! так вы знакомы с Б*?» – «Еще бы! это мой душевный приятель, он меня каждую неделю приглашаете к себе на завтрак». Б*, ошеломленный нахальством N, оборачивается и протирает глава, чтоб увериться, что он не обманулся и никогда не видал своего задушевного приятеля. «Я всегда был так хорошо принят у моего друга Бенжамеиа Констана, что нельзя будет не счесть черной неблагодарностью, если я не позабочусь отплатить ему обедом у Вефура, как только получу доход с имения». Карета остановилась у гостиницы в Фонтенебло. Пассажиры вышли. Бенжамен Констан подходит к своему задушевному другу и говорит ему: «Вы намерены дать обед вашему другу Бенжамену Констану. Пользуйтесь случаем. Все равно где бы вы его не угостили». – «Не понимаю вас». – «Поймете сию минуту. Я Бенджамен Констан, и если вы хотите убедиться, то вот моя карточка». Пассажиры чуть не померли от смеху. N. смутился, но скоро поправился и сказал «Я в восторге от этого происшествия, потому что оно меня сближает с вами. Сделайте мне честь, примите приглашение на скудный обед в здешней гостинице Оригинальность приглашения заставила принять его, но с условием, чтоб каждый платил за себя. Несмотря на то, когда принесли счет, N. непременно хотел заплатить за весь обед и занял у Бенжамена Констана двенадцать франков, потому что, как говорит, не получил еще своего годового дохода.
84
Анри-Бенжамен Констан де Ребек, фр. Henri-Benjamin Constant de Rebecque (1767–1830) – французско-швейцарский писатель, публицист, политический деятель времён Французской революции.
Известен прием, который оказывал Вольтер иностранцам, приезжавшим навещать его в Фернейском замке. Некий вновь прибывший к нему господин, польщенный приемом, дал понять, что он намеревался провести недель шесть в этом убежище, которое он находил восхитительным. «Милостивый государь, – сказал ему, смеясь, хозяин, – я вижу, что вы не желаете походить на Дон-Кихота: тот принимал трактиры за замки, а вы принимаете замки за трактиры».
Вольтер давал в театре Dlices, близ Женевы, свою трагедию «Китайская сирота». Монтескье, находясь в зрительном зале, крепко заснул. Вольтер набросил ему на голову свою шляпу и сказал: «Он думает, что находится на заседании академии».
Трагедия Вольтера «Эдип» представлена была в Париже в первый раз в 1719 году и принята была публикой с чрезвычайными рукоплесканиями. Герцог-регент (т. е. Ришелье) велел
Известный немецкий поэт Кастелли [85] , житель Вены, имел одного приятеля, которого часто дразнил и досаждал ему своими шутками. Раз приятель этот отправился во Францию, и Кастелли просил его иногда писать нему письма. Приятель сдержал свое слово и с шестой же станции от Вены послал к другу своему нарочного с эстафетою. Кастелли развернул огромный лист депеши, на котором написано было только два слова: «Я здоров!» Поэт проглотил эту шутку с терпением и должен был заплатить нисколько десятков талеров за отправленную эстафету. Через несколько дней после этого приятель получает в Страсбурге большую посылку, в пуд весом, посланную господином Кастелли из Вены. Получатель раскрывает ящик и находит в нем только простой булыжный камень, к которому приклеена была следущая записка: «Любезный, друг! При получении приятного известия о добром твоем здоровье, у меня свалился с сердца этот камень. Твой друг Кастелли». Приятель, с горем пополам, должен был заплатить почте весовыя деньги, потому что посылка была не франкирована.
85
Игнац Франц Кастелли (нем. Ignaz Franz Castelli; 1781–1862) – австрийский поэт и драматург. Получил юридическое образование. Известность получил в 1809 году благодаря получившей широкое распространение «Военной песне для австрийской армии» (нем. «Kriegslied f"ur die "osterreichische Armee»). В том же году была поставлена опера Йозефа Вайгля «Швейцарское семейство» (нем. «Die Schweizer familie») с либретто Кастелли; выпавший на её долю значительный успех привел к тому, что в 1811 году Кастелли занял место место придворного театрального поэта, одного из руководителей Кернтнертор-театра, и за три года сочинил множество пьес.
Знаменитый прусский ученый Гумбольдт, не довольствуясь своей литературной известностью, пользовался еще, как говорят, репутацией самого злого языка в целой Европе. Он сам рассказывал иногда об этом и всегда с удовольствием вспоминал по этому поводу о г. Жерандо, с которым нисколько лет сряду сходился в одном доме почти каждый вечер. Жерандо никогда не оставался в этом доме; долее часу, но раз, заметив, что Гумбольдт тотчас по уходе кого-нибудь из гостей начинает делать разные замечания об отсутствующем, он решился, для избежания такой же участи, пересидеть ученого и вышел последним. Хозяйка дома заметила это отступление от обыкновенного порядка и, прощаясь с Жерандо, спросила его, не хотел ли он переговорить с нею наедине о чем нибудь… «О, нет, – отвечал Жерандо, – я просто догадался, что если выйду от вас прежде Гумбольдта, так уж не останусь целым, а потому я предпочел дождаться конца сражения и сосчитать раненых».
Мольер любил актера Барона, как отец любит сына. Этот актер пришел к нему однажды сообщить, что некий провинциальный актер, которому бедность мешала явиться самому, просил о небольшой помощи, чтоб быть в состоянии настичь свою труппу. «Как близко знаете вы его?» – спросил Мольер. – «Он был моим товарищем до тех пор, пока я не сделался вашим». «В таком случае сколько, думаете вы, я должен дать ему?» – «Ну… пистоля четыре»… – «Вот, – сказал Мольер, – четыре пистоля за меня, который его не знает вовсе, а вот еще двадцать, которые вы должны ему дать, как вашему товарищу».
Регент Франции, очень любивший Фонтенеля, откровенно рассказывал ему свои любовные похождения. Философ, улыбаясь, сказал ему: «Вы, ваше высочество, всегда делаете веща не по летам».
Философ, во всем и всегда владеющий собою, Фонтенель за нисколько дней до смерти своей размышлял над своим состоянием так же, как размышлял бы над положением всякого другого: казалось, что он занят был наблюдением физиологического явления. – «Вот, – говорил он, – первая смерть, которую я вижу». – А когда доктор сталь расспрашивать его чем он страдает и что чувствует, он отвечал: – «Я ничего не чувствую, кроме трудности существовать».
Какой-то господин, в присутствии Фонтенеля, сказал одну за другой несколько очень длинных острот, вследствие чего разговор перешел вообще к умению острить. Кто-то заметил, что хорошая острота есть не что иное, как счастливая случайность. – «Правда, – отвечал Фонтенель, – но такие случайности бывают только с умными людьми».
Один парижский банкир дал взаймы несколько тысяч франков господину С…, молодому писателю, только что выступившему на литературном поприще. «Вы уплатите мне долг когда напишите образцовое произведение (chef-d’oeuvre [86] )». Литератор написал впоследствии три романа. Банкир прочел их и не требовал долга. Наконец С… издал в свет свой четвертый роман. Все журналы расхвалили в пух это изящное творение, и банкир написал литератору следующую записку: «Прочитав несколько самых лестных отзывов о вашем последнем романе, я полагаю, что пришло время расплатиться со мною». На это послание литератор отвечал коротко и ясно: «Извините, я надеюсь написать еще лучше».
86
Букв. «шедевр».