Алмазная лихорадка
Шрифт:
Бандиты добрались до подножия холма и теперь шли по снегу. На каждом шагу они проваливались по колено и матерились. На какое-то время им стало не до нас.
— Что будем делать? — мрачно спросил Чижов.
Я посмотрела наверх. Справа от нас высилась стальная опора ЛЭП. Провода высоковольтки тянулись как раз над головами барахтающихся в снегу конкурентов. От проводов исходило негромкое равномерное потрескивание.
— Чижов, вы знаете, где здесь фаза? — спросила я.
Он с недоумением посмотрел на меня, а потом задрал голову вверх, и лицо его прояснилось.
— Я вас понял, —
Привстав на колено, он тщательно прицелился и, затаив дыхание, нажал на спуск. Раздался выстрел. Последняя пуля Чижова вылетела из дула «парабеллума» и подрубила тяжелый провод в том месте, где он крепился к гирлянде изоляторов.
Массивная плетеная жила вздрогнула и какое-то мгновение еще оставалась на месте, а потом лопнула и с угрожающим шуршанием, извиваясь и скручиваясь как змея, полетела вниз. Мимоходом она хлестнула по голове зазевавшегося толстяка и, содрогаясь, врезалась в снег. В расселине полыхнуло холодное голубое пламя. Донесся треск, чей-то сдавленный крик, и все стихло.
Мы посмотрели вниз со смешанным чувством ужаса и надежды. Я и предположить не могла, что моя интуитивная идея окажется столь эффективна и смертоносна. Отморозки — все четверо — без движения лежали в снегу, нелепо раскинув руки и растеряв пистолеты. На белом фоне их застывшие черные фигуры выглядели особенно зловеще и жутко.
— Как вы думаете, — трагическим шепотом спросил Капустин, — они мертвы?
— С такого расстояния даже великий Пирогов не поставил бы точного диагноза, — ответила я. — Но скорее всего, да.
— Боже мой! — воскликнул Капустин и закрыл лицо руками.
— Анатолий Витальич, — укоризненно произнес Чижов, трогая его за плечо, — если бы я, не дай бог, промахнулся, то мордой в снег лежал бы сейчас ты. Поэтому ты не очень отчаивайся, а вставай — и двигаем дальше, пока не стемнело.
— А почему бы нам не вернуться теперь к поезду? — жалобно сказал Пряжкин.
— А потому, — ответила я и показала на соседний холм.
Не одни мы переживали случившееся. На противоположном склоне топталась одинокая черная фигура. Трофим, внезапно оставшийся без армии, явно не решался продолжать погоню в одиночку.
— Мы можем теперь разжиться боеприпасами, — сказал Чижов.
Я покачала головой:
— Нет, пожалуй, хватит стрельбы. И вообще, советовала бы вам избавиться теперь от «парабеллума». Он свое дело сделал.
Чижов молча кивнул, повернулся и пошел на холм. Мы потянулись за ним следом. Трофим с бессильной яростью смотрел на нас, но так и не рискнул тронуться с места.
Глава 10
Мы перевалили через холм, потом еще через один. Капустин с Пряжкиным выдохлись окончательно. А впереди новые холмы, покрытые хвойным лесом, казавшимся в наступающих сумерках непроходимой гибельной чащей. Снова посыпался снежок и подул ветер.
— На карте вроде дорога поближе была, — сказал с сомнением Чижов. — Или мы заблудились?
— Наши карты очень часто немножечко врут, — заметила я. — Это делается специально, по старой чекистской привычке — из стратегических соображений. Вы-то уж должны это знать.
— Что же делать? Этот Пряжкин
— Будем ночевать в лесу, — сказала я.
— Каким образом? Где мы укроемся?
— Пойдемте, — скомандовала я.
На подветренной стороне холма мы отыскали широкую промоину, на дне которой вперемешку со снегом были сухие листья и трава. Обрезав ветви у росших поблизости сосен, мы с Чижовым застелили ими холодную землю. Теми же сосновыми лапами мы устроили покрытие, получив таким образом некое подобие землянки. Мы предложили поучаствовать в работе и остальным, но Капустин скептически и высокомерно отказался.
— Нет уж — увольте! — сказал он язвительно и предпочел мерзнуть в гордом одиночестве.
Изнемогший Пряжкин, пытаясь доказать свою лояльность и небесполезность, откликнулся на призыв, но тут же умудрился провалиться в лисью нору, едва не сломав ногу. Мы доделали все вдвоем.
Когда импровизированное убежище было готово, уже совсем стемнело. Мрачные жуткие холмы без каких-либо признаков жизни окружали нас. В непроглядном небе не вспыхивало ни единой звезды. Леденящий ветер выл уныло и безнадежно.
— Прошу заселяться! — сказала я. — Места забронированы. Хорошо бы, конечно, костерок, но, учитывая особую горючесть подсобного материала, придется согреваться теплом наших же тел!
— Я знаю, по крайней мере, одно такое тело, теплом которого я охотно бы сейчас погрелся! — радостно объявил Чижов.
— Только не разохотьтесь чересчур сильно, — предупредила я. — Берегите последнюю руку!
— Черт знает что! — вдруг взорвался Капустин. — Еще и острят! Какой идиотизм! Мне, Капустину, предлагается ночевать в какой-то яме! Это даже не идиотизм, это — кретинизм! Я обязательно переговорю с братом о сумме вашего гонорара. Ее, разумеется, нужно пересмотреть!
— Витальич! — добродушно сказал Чижов. — Ради вот этого… — он постучал ногтем по стальной поверхности чемоданчика, — можно разок и на природе заночевать… Помню, раз во Вьетнаме…
— Заткнулся бы ты! — зло посоветовал ему Капустин. — Что, я не вижу, как ты крутишься вокруг этой… этой…
— Я знаю наизусть ваш небогатый словарный запас. Лучше полезайте в нору — в дальнем конце вам будет теплее.
Капустин демонстративно отвернулся и уставился в темноту.
— Я, пожалуй, полезу, — объявил замерзший Пряжкин и провалился в дыру.
Следом протиснулись и мы с Чижовым. Капустин некоторое время оставался наверху, стоя неподвижно и прямо — на манер часового, но потом не выдержал и тоже спустился к нам, надутый и злой. И опять ему не повезло, потому что у входа сильно дуло.
Чижов пытался шутить, но его никто не поддержал, и он постепенно умолк. Прижавшись друг к другу, мы старались сохранить ускользающее тепло и время от времени проваливались в тревожный поверхностный сон.
Ночь тянулась мучительно долго. Снаружи свистел ветер. Под нами шуршала свежая хвоя, источая терпкий смолистый запах. Руки и ноги невыносимо затекали от неудобной позы, но изменить ее не было никакой возможности, потому что мы и так были стиснуты, как селедки в бочке. Только Капустин, имевший некоторую свободу перемещения, всю ночь ворочался, изнемогая от холода.