Алмазная лихорадка
Шрифт:
Я осторожно прикрыла дверь и задумчиво посмотрела на Трофима. В двадцать пятом номере скопилось уже достаточно взрывоопасного материала, своего рода радиоактивного элемента. И кто мог сказать, когда начнется цепная реакция? Конечно, Трофиму было невыгодно поднимать шум — это неизбежно привело бы к вызову милиции и довольно щекотливому разбирательству. Но и упускать нас ему тоже не хотелось. Вопрос был в том, когда вернутся его основные силы, и наши с ним желания в этом плане были диаметрально противоположны.
— Я хочу
Видимо, он решил форсировать события, не желая полагаться на волю слепого случая.
— Все чего-то хотят, — философски заметила я. — Я, например, хочу «Мерседес», но…
— При чем тут «Мерседес»! — возмутился Трофим. — У меня естественная потребность!
— Тем более, — все тем же резонерским тоном продолжила я. — Мы живем пока не в коммунистическом обществе, где будут удовлетворяться любые потребности человека…
— Ну ты и сука! — с бессильной злобой произнес Трофим. — Смотри, ох ты и пожалеешь!
Я пожала плечами и удалилась, тщательно, на два оборота, заперев дверь.
За время моего отсутствия ничего существенного не произошло. На мраморном полу подсыхали следы незадачливого качка. За окном летел снег. Часы показывали без десяти шесть. Дежурная спала в своей комнатке мертвым сном.
Я опять уселась на ее место и принялась ждать. Последние минуты, как обычно, казались непомерно долгими. Наконец раздался негромкий щелчок кварцевых часов, стрелки на циферблате вытянулись в одну прямую линию, послышался шум открываемой двери, и в гостиницу вошел курьер.
Глава 8
Он быстрым и подозрительным взглядом осмотрел вестибюль, снял с головы кепку и, деловито похлопав об колено, стряхнул с нее снег. Потом он приблизился к стойке и поздоровался — невнятно и нетерпеливо. У него были неприятные, глубоко посаженные глаза и заурядное лицо. Одет он был как-то серо и обыкновенно. В левой руке он держал объемистый портфель с потускневшими застежками — вытертый и порыжевший от времени. В таком портфеле на первый взгляд ничего более ценного, чем мочалка и кальсоны, быть не могло.
Наклонившись над стойкой, мужчина негромко и буднично задал вопрос, которого я давно ждала. Его интересовало, не проживает ли в гостинице господин Капустин из Тарасова.
— Проживает, — уверенно сказала я. — Он вас ждет. Пойдемте, я провожу.
Взгляд курьера опять сделался подозрительным.
— Спасибо. Вы скажите номер — я сам его разыщу.
— У меня инструкции, — непреклонно сказала я. — Никому не сообщать номер господина Капустина.
Мужчина немного подумал.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Пойдемте.
Он предусмотрительно пропустил меня вперед, а правую руку сунул в карман своего черного, плохо пошитого плаща. Мысленно я похвалила его за предусмотрительность.
В дверь шестнадцатого номера я постучалась тем же стуком, каким мы пользовались
— Прошу! — произнес он и, заметив, что гость озабоченно косится в мою сторону, успокаивающе добавил: — Не волнуйтесь, это все наши люди!
— Здравствуйте! — тускло произнес курьер и осведомился: — Мама здорова?
— Еще не совсем! — торопливо отозвался Капустин. — Почки еще беспокоят.
— Попробуйте бром! — заключил этот бессмысленный диалог гость и тем же тоном добавил: — Зовите меня Стасом.
Оказывается, у них был предусмотрен и пароль. Бдительный Капустин не сообщил мне об этом — каков конспиратор!
— Итак, приступим! — сказал он. — Время у нас крайне ограничено.
Стас кивнул и, поставив на стол портфель, открыл его. Из недр портфеля он достал металлическую коробку и вдвоем с Капустиным отошел в сторону, чтобы показать драгоценный товар.
Я деликатно отвернулась. В конце концов, мне совсем не обязательно было созерцать предмет многих вожделений. На любом допросе я с чистой совестью смогу заявить, что и в глаза не видела никаких алмазов.
— Ну, что? — шепнул мне Чижов.
— Наш с вами крестник вернулся, — тоже шепотом ответила я. — Уложила его в двадцать пятом номере отдыхать.
Чижов с веселым изумлением поднял брови.
— Отлично! — послышался бодрый голос Капустина.
Он с треском закрыл металлическую коробку и, крепко сжимая ее в руках, в каком-то лихорадочном возбуждении прошелся по комнате. На лице его появилось нездоровое отсутствующее выражение.
— Время! — напомнил ему курьер.
— Ах да! — сказал Капустин и, бережно положив коробку на койку, поставил на стол стальной чемоданчик.
Широким жестом он открыл его и обернулся к Стасу. На лице у того не дрогнул ни один мускул. Он равнодушно заглянул в чемоданчик, удовлетворенно кивнул и стал перекладывать пачки денег, одну за другой, в свой видавший виды баул. Покончив с этим, он прикрыл деньги куском мешковины и захлопнул портфель.
— Все в порядке, — объявил он и, впившись в партнера колючим взглядом, спросил: — У вас есть какие-то вопросы?
— Меня просили передать, — с видимым сожалением произнес Капустин, — что ввиду некоторых обстоятельств мы будем вынуждены прервать наши с вами контакты на неопределенный срок…
— Мы примем это к сведению, — безо всякого выражения сказал курьер.
Он взял портфель и, кивнув нам на прощанье, быстрыми шагами направился к выходу.
— Провожать не надо, — бросил он на ходу. — Я уйду один.
Едва за ним закрылась дверь, Капустин подскочил к заветной коробочке и с величайшей бережностью поместил ее в стальной чемоданчик. Он был так увлечен, что, позабыв про бдительность, позволил мне без труда запомнить секретный шифр, который он набирал.