Алмазная лихорадка

Серова Марина Сергеевна

Я удивленно подняла брови.

— Но мне кажется, — возразила я, — что сейчас все намного проще. Лично я не вижу, кто бы мог нам теперь помешать.

— На железной дороге, Евгения Максимовна, — веско сказал Капустин, — возможны любые неожиданности!

Он заговорил моими словами. Впрочем, к сменам его настроения я уже притерпелась, а отрицать наличие неожиданностей на железной дороге не решился бы даже министр путей сообщения. Поэтому я кротко пообещала приложить все усилия, чтобы доставить груз в целости и сохранности до места назначения.

— Вы

не только должны приложить все усилия, — необычайно занудным голосом сказал Капустин. — Вам надо сделать все возможное и невозможное…

— Это примерно одно и то же, — прервала я его. — Не будем играть словами.

Он замолчал и подозрительно на меня посмотрел. Потом с недовольной миной поинтересовался:

— Почему вы не переоделись? Я же оставил вам деньги.

— На такие деньги даже куклу Барби одеть нельзя, — насмешливо ответила я. — Хорошо хоть их хватило на купейные билеты…

— Вы взяли билеты? — спохватился он. — Отлично. Давайте их сюда!

Выхватив у меня из рук билеты, он внимательно их изучил и сунул в карман.

— Сейчас можете отдыхать, — сказал он. — А мне нужно опять звонить брату, сообщить номер вагона. Нас будут встречать.

Аудиенция была закончена. Я отправилась в свой номер и предалась безделью. Часа через полтора появился Капустин и, усевшись напротив меня на стул, менторским тоном принялся снова читать лекцию о необходимости соблюдать в дороге максимальную осторожность.

— На этой ветке отмечено несколько случаев нападений на поезда, — талдычил он. — Целая банда оккупирует вагон, перекрывает входы и выходы и грабит пассажиров…

Все это начинало казаться мне очень странным. У меня появились опасения, не повредился ли Капустин в рассудке. Помня, что душевнобольным не рекомендуется возражать, я во всем с ним соглашалась и обещала быть очень осторожной.

Перед тем как отправиться на вокзал, он опять появился у меня в номере. Он был уже одет и держал в руке новенький кейс, обтянутый тонкой коричневой кожей.

— Собирайтесь! — сказал он и передал мне чемоданчик. — Кейс будет теперь находиться под непосредственным вашим наблюдением. Берегите его как зеницу ока! С ним ничего не должно случиться!

Я вздохнула, мне уже начинала надоедать эта песня. Повертев кейс в руках, я удивилась, что в нем обычный замок.

— В магазине были только такие, — недовольным тоном сказал Капустин. — Какая вам разница? Вы же не допустите, чтобы он попал в чужие руки?

— Не допущу, — покорно сказала я.

Поставив кейс на стол, я полезла в шкаф за своим чемоданом.

— А это барахло я рекомендую оставить здесь — он все равно ни на что уже не похож! — с брезгливым выражением на лице произнес Капустин. — Он будет вас только отвлекать. Вы должны полностью сосредоточиться на нашем грузе!

И опять я не стала возражать. Действительно, мой чемодан уже не представлял никакой ценности, и место ему было на свалке. Единственное, что можно было сказать в его пользу, — сейчас в моих руках он смотрелся бы куда органичнее, чем новенький щегольской

кейс. Тем не менее я рассталась с ним, лишь прихватив с собой газовый баллончик да верный зонт.

— Господи, — поморщился Капустин. — Неужели вы потащите с собой зонт?

Это уже было выше моих сил.

— Неужели вы думаете, что оставлю? Это, между прочим, не игрушка, а средство от неожиданностей!

Капустин промолчал, но мне показалось, что он очень чем-то недоволен.

Мы прибыли на вокзал за пятнадцать минут до отправления поезда. На улице стемнело, свет редких фонарей отражался в черных лужах, голые деревья угрожающе гудели под ветром.

Второй сызранский вокзал был совсем невелик и почти пуст. На вытертых скамейках зала ожидания дремало человек десять-двенадцать. Вспомнив инструкции Капустина, я на всякий случай присмотрелась к ожидающим. Большинство из них не вызывали ни малейших подозрений — это были семейные люди, обремененные детьми и объемистым багажом. На возмутителей спокойствия смахивали, пожалуй, только два парня, которые сидели порознь в разных концах зала, но чем-то неуловимо были похожи друг на друга.

Оба они были долговязые, худые и скуластые, с хмурыми настороженными физиономиями, на обоих были потертые джинсы и толстые брезентовые куртки со множеством карманов. У обоих были черные волосы, только у одного они были давно не стрижены и сальными прядями спадали на воротник, а второй предпочитал короткую стрижку, но зато щеки его украшали длинные и острые бакенбарды, придававшие ему вид опереточного злодея.

У длинноволосого через плечо была перекинута видавшая виды спортивная сумка, второй вообще был налегке. Меня настораживало то, как эти парни, пристально разглядывая находящихся на вокзале пассажиров, подчеркнуто стараются не обращать внимания друг на друга. Они вполне могли оказаться железнодорожными гастролерами, работающими на пару, и я решила не выпускать их из виду.

Капустин по-прежнему казался недовольным и обеспокоенным. Он то и дело косился на меня и на кейс, который я держала на коленях. Я чувствовала, что его так и подмывает прочитать очередную инструкцию о бдительности и он еле сдерживается.

На мое счастье, объявили посадку, и мы пошли на перрон. Выходя из дверей вокзала, я оглянулась — заинтересовавшие меня парни продолжали оставаться на своих местах, сосредоточенно разглядывая узоры на кафельном полу.

Мы с Капустиным поднялись в вагон и направились в свое купе. Вдруг он остановился и озабоченно произнес:

— Вы пока занимайте места, я сейчас подойду… Мне срочно нужно… э-э… в туалет.

Я резонно заметила, что на остановках туалеты закрыты. Капустин с досадой посмотрел на меня и нетерпеливо сказал:

— Идите — прошу вас! Я же сказал — сейчас подойду! Мне нужно…

Я пожала плечами и пошла дальше, размышляя о том, что мой компаньон, кажется, точно помешался, что, впрочем, неудивительно, потому что для изнеженного, привыкшего к комфорту и почитанию человека такая поездочка не могла пройти бесследно.