Алмазный трон
Шрифт:
Пойти против? Против него?!
Он сел на трон.
Чувство опасности пришло слишком поздно. Враждебную магию, упрятанную за холодным алмазным блеском, он ощутил уже после того, как…
Его цапнуло, сдавило. Всего его. Сразу. Сильно. Крепко.
Мощные адамантовые захваты, скрытые в подлокотниках, поймали запястья, локти и предплечья. Передние ножки трона впились гранеными зубьями в колени, голени и ступни. Алмазные когти, выдвинувшиеся из широкой спинки, вцепились в бока, грудь, плечи и живот. Череп с хрустом сжало захлопнувшееся, словно мышеловка,
Его схватило. Растянуло…
Тулово, голову, руки, ноги…
Все произошло столь стремительно, что он не успел… Ничего не успел. Ни предпринять, ни даже помыслить. Только…
«Да будет вечно!»
Чужие мысли губительным заклинанием бились в голове.
Сияющий самоцветами трон превратился в алмазные клещи, в адамантовую дыбу…
Прочные лезвия заговоренных ножей-кристаллов разом выскользнули из потаенных пазов и ударили быстрее, чем бьет молния. Отсекли конечности и голову.
…в плаху, выложенную из драгоценных каменьев.
Алмазные колодки рванулись в стороны, разрывая и раздирая его.
От магии, скрытой под непроницаемой адамантовой коркой и в краткий миг выплеснувшейся из трона, вспыхнули и обратились в пепел одежды. Обычную плоть, наверное, испепелило бы тоже. Только плоть, попавшая в алмазные капканы, обычной не была. Плоть была бессмертной.
Бессмертной и…
И, увы, растерзанной на куски.
Перед глазами мелькнул высокий потолок залы, узкое окно, плиты пола…
Срезанная голова в адамантовом венце-захвате катится к одной из шести серых фигур. Фигура сводит раскинутые руки, словно зачерпывая воду, затем опускает ладонями вниз…
Еще глаза отсеченной головы видят тело, с плеч которого она только что скатилась. Тулово, прикованное к трону алмазными когтями-оковами, лишенное не только головы, но и рук и ног тоже. Из ран на сияющие каменья хлещет темная кровь.
Перед троном стоит еще одна фигура в длинных серых одеждах. Тоже колдует.
Над стиснутыми адамантовыми клещами и отброшенными в разные стороны руками и ногами творят волшбу другие четыре фигуры. И не дотянуться уже разделенным частям друг до друга, не слиться воедино.
— Да будет вечно разделено целое… — шелестело в зале. — Да не соединится само собою…
Тот, чья память и чьи чувства были открыты сейчас перед Тимофеем, ощущал, как произносимые вслух заклятия тянут из него силу. Как начинают сохнуть, отдавая ее, его кровь, кость и плоть.
Как его сила мешается с другой, с чужой.
Как из разных сил плетется сложная магическая паутина.
Как материализуется колдовство.
Как обволакивает, стискивает, заключает в себя.
Тимофей наблюдал чужими глазами, как обращается в однородную бурлящую массу вязкая корка из магии, крови и растекающихся, подобно тающему льду, адамантов. Как проникают друг в друга несоединимые субстанции. Как невидимые руки удерживают кипящую жижу. Как прозрачная и чистая, словно слеза горного хрусталя, оболочка выплавленного саркофага-самоцвета затвердевает, стынет, крепнет, обрастая под чудовищным магическим давлением широкими ровными гранями. Как обретает
— Да будет вечно держаться печать! — Шесть чародеев говорили в унисон, говорили как пели, говорили все громче, громче…
Тот, кем являлся сейчас Тимофей, не умирал, поскольку не был способен на это. Но ни на что иное он сейчас не был способен тоже. Он просто беспомощно смотрел, как куски его тела заточают в прозрачные узилища. Смотрел и слушал. Но видел и слышал уже не глазами и ушами, а гранями и ребрами колдовских саркофагов, в которые был вмурован.
— Да не доберется до сокрытого настойчивый! — Нарастающий хор шести голосов бился в идеально гладкую граненую поверхность. — Да будет предупрежден любопытствующий! Да образумится глупец!
Потом были другие слова и другие заклинания.
На прозрачной оболочке возникла маленькая матовая точка. Точка обратилась в пятнышко, пятно растянулось в росчерк, росчерк изогнулся дугой.
Шестеро чародеев накладывали на кристаллы-саркофаги магические письмена.
«Бойся…» — впечатывалось в кристалл начальное слово Предостережения. Слово, которое пытливый ум и знающее сердце способны прочесть на любом языке. Слово, которое должно исчезнуть первым, — так решил тот, чьими мыслями думал сейчас Тимофей.
Когда все закончилось, заговорил один из шести. Чародей, что стоял у трона.
— Настало время искупления, — зазвучал в зале его глухой сильный голос. — Неупокоенный попрал этот мир по нашей вине и по нашему неразумению. Мы все были свидетелями тому, чему стали причиной. И мы скорбим. Ибо на каждом из нас слишком много крови.
— Были, — подтвердили пятеро из шести. — Все были. И все скорбим. И крови много. Слишком…
— И хотя не в нашей власти навеки упокоить Неупокоенного, свои ошибки все же надлежит исправлять.
— Надлежит, — согласно закивали пятеро из шести. — Ошибки надлежит исправлять.
— У нас достало хитрости и сил разорвать тварь на части, — продолжал шестой. — Но этого мало. Теперь нужно сделать так, чтобы части эти оставались разделенными столь долго, сколь это возможно. Чем дальше они окажутся друг от друга, тем сложнее будет Неупокоенному вернуть темную власть над миром.
— Темная власть не должна вернуться! — провозгласили пятеро из шести.
— Я останусь при троне и, пока смогу, буду оберегать эту залу. Вы разделитесь и унесете с собой руки, ноги и голову Неупокоенного так далеко, как только сумеете.
— Да будет так! — склонили головы пятеро из шести.
— И главное. — Голос шестого зазвучал громче и настойчивее. — Никогда, слышите, ни при каких обстоятельствах не прибегайте к силе Неупокоенного. Как бы ни было трудно, сколь бы ни был велик соблазн, не пользуйтесь даже малой толикой его могущества. Верьте предостережению, которое сами же наложили на эти кристаллы. Помните: всякий раз пробуждая силу Неупокоенного, вы будите и его тоже. Это слишком опасно.
Говоривший умолк.
— Мы помним! — ответили пятеро из шести. — Мы не забудем этого.