«Алое перо»

Бинчи Мейв

– Хорошо, я лучше пойду одеваться. Безумная идея – устраивать прием в такое время. Никто еще толком не проснулся. Увидимся завтра в твоем штабе.

– Хорошо, Рики, миллион раз спасибо, – ответил Том Фезер бодрому фотографу, только что разбившему его сердце.

Ему нужно передать отцу размеры. Фотографии должны были висеть на длинной рейке с вырезанными в ней пазами, на определенном расстоянии друг от друга, и Джей Ти уже интересовался, когда кто-нибудь сообщит ему, что именно он должен сделать, чтобы это не оказалось выполнено кое-как. Пальцем, который, похоже, приобрел вес свинца, Том набрал номер своих родителей, понимая, что сначала он должен поинтересоваться, как там настроение и прочее, прежде

чем отец согласится записать размеры. «Пожалуйста, – мысленно молил Том, – пусть трубку возьмет отец… я просто не могу сейчас повторять процедуру приветствий дважды, если ответит мать».

– Да, – прозвучал голос в трубке.

– Простите, – начал Том. – Я ошибся номером. Я звонил Фезерам.

– Это и есть Фезеры. А вы кто?

– Том, их сын.

– Дрянь вы, а не сын, у вас что, ума не хватило оставить свой номер рядом с их телефоном?

– Но они знают мой номер! – воскликнул Том, ошеломленный грубостью и несправедливостью.

– Ну а сейчас они его не помнят! – закричала женщина.

– Что случилось?..

Его охватил незнакомый доселе страх. Он слышал голоса невдалеке от телефона. Да, что-то случилось… Наконец после того, как он заверил женщину, что его номер стоит в начале списка в блокноте с пластиковой обложкой, который его мать по какой-то причине держала в ящике кухонного шкафа, резкий женский голос согласился объяснить, что происходит, и он узнал, что у его отца случился сердечный приступ, а его мать выбежала на улицу, зовя на помощь. Почти все соседи с их маленькой улочки явились в «Фатиму», кто-то поехал в больницу, когда прибыла «скорая», а другие остались, чтобы приготовить чай для бедной Мауры, которая была совершенно не в себе и просто ничего не понимала.

– Я могу с ней поговорить?

– А почему бы вам просто не приехать сюда? – неприятным тоном ответила женщина.

В этом был смысл. Тому надо быть более добрым к отцу и менее нетерпеливым… Он схватил ключи от машины и куртку. Помедлил секунду, прикидывая, не написать ли записку. Они с Марселлой часто оставляли друг другу письма на столе. Но ему не хотелось сообщать ей об отце. И более того, он не мог простить Марселлу за ее ложь. А он знал, что она солгала. Она выглядела слишком взволнованной, отправляясь в спортзал, она слишком хорошо пахла, у нее на глазах почему-то выступили слезы… Но, с другой стороны, она не должна думать, что он просто сбежал. И Том написал:

Отец приболел, еду к нему, надеюсь, ты насладилась приемом.

Это все ей объяснит. И Том поехал в больницу.

В отделении интенсивной терапии ему сказали, что, если приступ у его отца не повторится, прогноз вполне благоприятный. Компетентные, спокойные мужчины и женщины примерно его возраста, которые знали все о сердечных клапанах и артериях. Медсестра вежливо спросила, не хочет ли он посидеть снаружи. Том сообразил, что он, должно быть, торчит у всех на дороге.

– Он сейчас отдыхает, у него все хорошо.

– Да, знаю. Спасибо. – Том улыбнулся.

Она тоже просияла широкой, открытой улыбкой. Это была коренастая веснушчатая девушка с деревенским акцентом и слегка растрепанными волосами. Том узнал взгляд, который она бросила на него. Именно такой взгляд почти каждая женщина в Ирландии бросала на его брата Джо. Заинтересованный, понимающий и слегка влекущий. Том посмотрел на нее с пустым сердцем. Очень милая девушка, в белом кардигане поверх сестринского халата. Но конечно, он и за миллион лет не смог бы заинтересоваться подобной женщиной. В сравнении с его Марселлой эта девушка была словно с другой планеты. Абсолютно разные биологические виды. Том вышел в холодный вечер, чтобы глотнуть свежего воздуха и позвонить с мобильного матери.

– Он неплохо выглядит, мам.

– Что ты хочешь сказать, что значит – хорошо выглядит? Разве я не видела его собственными

глазами, как он хватался за грудь и задыхался?

– Но сейчас он спокоен, мам, он нормально дышит.

Маура всхлипнула, и Том услышал, как соседка утешает ее.

– Я позвоню тебе через час.

– Зачем? – поинтересовалась она.

– Чтобы сказать, что все по-прежнему хорошо.

– Ему конец, Том, и ты это знаешь. Ему не следовало лазить по лестницам в его возрасте, он просто ужасно хотел сделать то место для тебя наилучшим образом!

– Это не имеет отношения к лестницам, так мне сказали. Это даже хорошо, так здесь говорят.

– О, так ты уже все знаешь о медицине? Парень, который даже десятый класс не закончил! Тот, кто отказался войти в бизнес отца, чтобы помогать ему! Ты вдруг все узнал о причинах сердечных приступов, да?

– Мам, я еще позвоню.

Он уже замерз, но это было лучше, чем жара, и шум, и запахи лекарств в больнице. Том ушел под навес для велосипедов, прячась от ветра, забился в угол и мысленно пожелал отцу выздоровления. А когда отец поправится, они поговорят по-мужски, и Том не отстанет, пока разговор не выйдет за рамки обычных пожатий плечами. Он должен настоять на том, чтобы его родители регулярно бывали в Стоунфилде. Он будет готовить то, что они любят: жареных цыплят, картофельную запеканку с мясом… Он должен просить Марселлу говорить с ними о том, что им интересно. Марселла… Он вспомнил о ней с ужасом. Он стоял и смотрел, как люди приезжают и уезжают в своих машинах с большой уродливой парковки. Что за отвратительное место!.. Но если уж говорить о деньгах, которые тратятся на больницы, Том предпочел бы, чтобы они шли на аппараты, которые будут следить за сердцем его отца, а не на лужайки вокруг. Он увидел, как кто-то, очень похожий на Шону Бёрк, в дождевике и с сумкой через плечо, запер машину, а потом направился в приемный покой. Это и была Шона. Том шагнул было вперед, чтобы поздороваться с ней, но тут же отступил назад. Он не хотел говорить с ней об отце, так как пока сам не знает, что сказать. И еще он не хотел, чтобы она спрашивала о Марселле. Было бы нормально, если бы чья-то подруга оказалась здесь, ведь речь шла о жизни его отца. Но как же насчет Марселлы?.. Однако Шона сама его заметила и окликнула:

– Ты, похоже, замерз, Том.

– Да, но внутри уж очень жарко.

– Я все знаю об этом заведении, ведь я довольно часто здесь бываю…

– Мне жаль, это…

– Все в порядке, Том. – Она говорила мягко, но давала понять, что не стоит обсуждать, к кому она приехала. – Но ты выглядишь неважно. Пойдем внутрь ненадолго.

– Хорошо.

Поначалу они не задавали друг другу вопросов. Потом Шона повернулась к нему:

– Дело плохо?

– Я не знаю. У отца… боли в груди, стенокардия… Все зависит от этой ночи. Если он доживет до утра, у него будут хорошие шансы.

– Бедный Том, когда это случилось?

– Я узнал чуть больше часа назад. Настоящий ад разразился… Моя мать так расстроена, что я боюсь, как бы она не оказалась на соседней с ним койке.

– Ты хочешь сказать, что только что узнал?

– Ну да, и до сих пор не пришел в себя.

– Значит, Марселла еще ничего не знает?

– Нет, – безжизненным голосом произнес Том.

– Ох, бедная Марселла… Я предложила подвезти ее домой из спортзала, но она сказала, что поедет на автобусе и по пути купит тебе цветок в горшке в качестве сюрприза.

И тут на глазах всего приемного отделения Том Фезер поцеловал Шону Бёрк и восторженно вскрикнул:

– Так она была в спортзале? Вечером?

– Но ты же это знал, Том! Она сказала, что ты хотел, чтобы она осталась дома и вы бы отпраздновали то, что люди называют вас классными поставщиками!

Он ехал домой на бешеной скорости и сам удивлялся тому, что не слышит за спиной постоянного воя полицейских сирен. Он вошел в дверь – и она сидела за столом, а рядом с ней стоял большой папоротник в горшке.