Алое сердце черной горы
Шрифт:
Крик заколотого перед Артемиром худощавого равенца стал сигналом о передаче эстафеты боя Претенденту. Переступив через агонирующюю жертву, Артемир увидел перед собой немолодого, уже порядком утомленного сарга, выглядывающего из-за щита и ощетинившегося мечом. Видно, было что-то в лице Артемира, от чего этот сарг тревожно нахмурился, слегка тряхнув своим оружием, укрепляя хват. Это ему не помогло. Истошно заорав, Артемир исступленно начал колотить мечом по своему врагу, полагаясь на силу своей злобы, а не на мастерство фехтования. Сложные выученные фигуры моментально выветрились у него из головы, оставшись лишь размытыми тенями рефлексов в руках. Несмотря на то, что Артемир наносил широкие рубящие удары, сарг не мог вылучить момента для решающего контрудара, лишь отбиваясь щитом и ставя скользящие блоки. Да еще и сноровистые гвардейцы Артемира надежно прикрывали его фланги от соседних противников. Приумножая с каждым ударом свой бешеный раж, Артемир со всей силы пнул оппонента прямо в середину
Воспользовавшись брешью в строю саргов, вдавленной Артемиром и его охраной, Хрграр принялся активно расширять ее, орудуя своим массивным оружием, презирающим любую защиту. И если в плотном ряду возможности его были сильно ограничены, то теперь хорошо наточенная молчаливым убийцей сталь наслаждалась свободным пространством, вволю разгрызая щиты и доспехи саргов, ломая кости и разрывая плоть. Соседствующие с Претендентом равенские воины узнали его, и начали, подобно заразной болезни, распространять слова о том, что их вождь успешно возглавил бой, неудержимо пробиваясь через воюющие порядки Надзора. Воодушевленные самоотверженным героизмом(во всяком случае, так им казалось) Артемира и его спутников, равенцы в унисон усилили свой натиск, было ослабший. То тут, то там сарги начали сдавать позиции, отчаянно стараясь укрепиться хоть где-то, хоть как-то… Но это им не удавалось. Все более и более боеспособное войско восставших предельно упорядочилось, вооружилось, стряхнуло оторопь первоначального страха. Перейдя в повсеместное наступление, равенцы вселили в сердца саргов тревожную неуверенность. Артемир, вскоре утомившийся и получивший несколько несерьезных порезов от вскользь прошедших копий и мечей, остудил свой пыл и вышел из сражения. К счастью, это уже не повлияло на ликующих равенских бойцов. Продвигаясь все дальше, равенцы все больше деформировали и без того не готовый к фланговому бою у себя в тылу саргийский гарнизон. Конечно, осажденные предприняли попытку развернуть свои строи широким фронтом, но выйти за пределы фортиков им не давали сильно обнаглевшие равенские фланкиры, облепляющие укрепления и обстреливающие из всего, что есть, саргийских стрелков и пушкарей. Из-за этих маневров Надзор не мог ни полноценно использовать свои батареи, ни грамотно выстроить огонь своих застрельщиков. Последним ударом для саргов стал неожиданный даже для Артемира ход(как не трудно догадаться, с руки Датокила): с западных окраин гунтальского побережья, недалеким от берега ходом, вдруг пошла флотилия маленьких деревянных суденышек с равенцами на борту каждой. Беспрепятственно преодолев по воде путь до боя, лодчонки вышли в тыл саргов и, под сильным обстрелом, начали высаживать своих пассажиров на берег, вклиниваясь надежно в войско Надзора. Совсем потерявшие боевой дух сарги начали беспорядочно отступать кто куда, но большинство — навстречу смерти. Все было кончено. Основные силы гунтальского Надзора потерпели крах. Конечно, оставшиеся по всему северному побережью укрепления и их гарнизоны, не успев прийти на помощь своим собратьям, подготовились к битве, но их малое число и сокрушенная мораль заставили веру в их победу померкнуть навсегда. К концу того же дня все силы Надзора или пали, или капитулировали. Победа равенской клики была абсолютной.
Глава XII
— Молодцы, братцы! Нам удалось! Эх-х, каково!.. — в приступе ликования, легко затмившим горечь утраты, благодарности и братской нежности Артемир бросался с крепкими объятиями почти на каждого отдыхающего равенца. Претендент прекрасно понимал, какими усилиями поле брани обратилось в простор надежды и свободы, зарождающиеся плоды которых обильно политы были человеческой кровью.
— Безумец! Что вытворяет?! — Датокил с блестящими от волнения и радости черными глазами подошел к Претенденту и потрепал его за плечо, не сдерживая улыбки. — Бросился на сарга, как мышь на змею, и ведь сожрал же! Хах!
— Ведь ты дал мне для этого зубы, Датокил Хитрейший! Ты… — Артемир прервался, заглянув за плечо Датокила и сощурившись. — Быть не может, Салатор?
— Я услыхал крики, эта вот… из-под песка! Смотрю, а там яма с решеткой и в ней энтот сидит и зовет истошно… — сопровождающий грязного и ободранного коменданта равенский мечник отчитался перед Артемиром и Датокилом.
— Артемир,
— Иди, друг мой, ты свободен. — Артемир отправил восвояси почтительно откланявшегося равенца. — Что они с тобой сделали? — обратившись к Салатору, Претендент поморщился от врезавшегося в его нос грубого смрада, исходящего от благородного заголовца.
— Ах, тебе лучше не знать, хотя ты сам видишь и чувствуешь… — Салатор стыдливо и злобно отвел взгляд. Выглядел он неважно: грубая тканевая роба пленника контрастировала с прежним его образом, грязные и скатавшиеся его пряди волос, прежде красивые и яркие, стали невзрачны. Под правым глазом красовался разбухший кровоподтек.
— Что ж, приведи себя в порядок, а позже мы будем чествовать тебя на празднике нашей победы. — с сочувствием попросил Артемир.
— И то верно… — рассеянно ответил Салатор и неспешно отправился в сторону пляжа.
Оставшись наедине с собой, ибо Датокил уже незаметно отошел по делам, Артемир воскресил в голове своей горестную картину безжизненного тела своего друга. Очистившись от ратной злобы и ненависти, эта печаль, смешавшись с радостью победы, обернулась спокойной и безропотной благодарностью, которой Артемир проникся. И это инертное, но вязкое и тягучее чувство заставило Артемира отправиться к укреплению, ставшему одним из последних пристанищ равенского героя.
Преодолев большую часть пути вдоль захваченных укреплений, Артемир увидел там, где должен покоиться его друг, небольшое столпотворение, возглавляемое Датокилом. Поначалу Артемир порадовался тому, что убитому Раздавиду оказывают почести, но потом, по мере сближения с людьми, его начала захватывать прохладная тревога верхом на развитой равенской интуиции. И правда, подойдя к стене фортика и растолкав оцепление, Артемир невольно охнул, пошатнувшись от увиденного… Составляя компанию Раздавиду, рядом лежали Бокупар и Конупар, оба-два мертвые едва ли не больше, чем сам хозяин этого безмолвного праздника смерти… Над ними тихо склонил голову Кипар, мужественно держа удар потери всех своих братьев в столь скорый промежуток времени. Видно было, что убиты братья-плотники были пушечными обстрелами: красивый хвост волос Бокупара теперь был залеплен кровью и содержимым головы бедного равенца, размозженной ядром; Конупар же умер с выражением непостижимого страдания на лице, и неудивительно — нога лежала рядом с телом, оторванная и ощетинившаяся крупными древесными щепками, глубоко въевшимися в плоть.
Посмотрев на Кипара, Артемир виновато сморщил лицо, осознавая, что не испытывает и десятой части той скорби, что сейчас снедает старшего и единственного теперь Пара. Все же, знаком с ними Артемир был очень поверхностно, и, в отличие от потери Раздавида, смерть братьев не так тяжело сокрушила Претендента. Восприняв скукоженную мину Артемира, как картину горести, Датокил сочувственно похлопал его по плечу, потом склонился и почтительно прошептал:
— Бедных братьев сбили насмерть ядра саргийских пушек, искусавших и их корабль, на котором мы ходили на остров, и с которого нынче они стреляли пушкой по саргийскому берегу. — закончив, в общем-то, ненужное пояснение, Датокил кивнул в сторону берега. Переведя взгляд туда, куда указал Датокил, Артемир увидел стоявшее на мели знакомое судно. Сильно поломанное в бою, оно все еще держалось несгибаемо, под стать своим создателям, вложившим в свое творение изрядную часть своей храброй натуры.
— Нужно достойно с ними проститься… Со всеми ими… — Артемир обвел головой все поле боя, усеянное телами равенцев вперемешку с солдатами Надзора.
— Ты имеешь ввиду и саргов тоже?.. — Датокил с легким удивлением приподнял брови.
— Вот еще!.. Этих сбросим в шахту… Пусть кормят червей. — угли пожарища злобы Артемира все еще тлели, переливаясь огоньком неприязни.
— Что ж, я отдам приказ о разжигании огромного погребального пламени. — Датокил тихо прошептал и отошел воплощать план в жизнь. Не в силах находиться долее в этом изобилии скорби, Артемир отправился следом.
Датокил не соврал, и Артемир наблюдал той ночью самый большой погребальный костер в своей жизни. Ну а потом, стряхнув с плеч пепельную седину горести, народ пустился в празднование победы восстания и свержения власти гунтальского Надзора. Вломившись в богатые на запасы провианта погреба саргов, равенцы предались возлияниям и кушанью, в перерывах между чем шпыняли и всяческими жестокостями издевались над пленными солдатами противника, порядка сотни которых закованы были в цепи. Остальные же побежденные, пережившие битву, уже погибли от ранений и бессердечности победителей.
Артемир же тогда был одним из немногих, кто воздержался от хмели, с радостью наблюдая за тем, как соотечественники его отводят душу, расправляя ее и потирая задеревенелые несвободой места. Стоит отметить смеху ради, что очень часто мирные его наблюдения сменялись прятками и побегом от молодой Алилы, которая так и норовила его покорить, если не словами, так крепкой выпивкой. После мужественных деяний Артемира в битве девушка еще более преданно и самоотверженно полюбила Претендента, чем стала доставлять ему еще более неудобств. Впрочем, комичные «проблемы» эти разрешил Датокил, ловко вырвав Артемира из ласковых, но цепких пальцев Алилы.