Алпамыш
Шрифт:
— Что-то этот Култай мутит народ. Надо отнять кость у Ядгара.
Другие сказали — Ничего! Култай тоже ведь в чести сегодня. Поважничать хотел — костью угостил мальчишку. Пусть полакомятся…
Узнала об этом случае жена Парманкула, — прибежала — на мужа раскричалась:
— Чванный, глупый сыч, над кем ты власть берешь?
Чувствую, что завтра в полдень ты умрешь.
Сироту избил, а сколько сам сожрешь?
Завтра смертный страх тебя повергнет в дрожь!
Ты
Своего поступка ты не утаишь, —
Как бы не узнал об этом Алпамыш!
Лучше б ты подумал, кто тот муж седой,
Так легко носящий бурдюки с водой:
Это — не пастух Култай пришел на той,
Это Алпамыш пришел из дальних стран!
Головы лишится завтра твой Ултан!
Выслушав ее речь, муж ее, бакавул Парманкул, тоже одно слово сказал ей:
— С детства ты была пронырливой совой.
Дура! Придержи язык болтливый свой.
Кто тебе сказал? Узнает шах Ултан, —
Ты за эту речь ответишь головой!
Тогда жена его сказала ему еще одно слово:
— Глупостью меня напрасно не кори.
Ты на это дело так, как я, смотри:
Разве дед Култай моложе Байбури?
Ты помог ли бию бурдюки таскать?
Старику ль такие бурдюки таскать?
Этому бурдюк — нестоящая кладь!
Тут-то я смекнула: борода — обман:
Бек наш — Алпамыш вернулся, пахлаван!
Если ты при нем избил Ядгара тут,
Утром непременно кровь твою прольют.
Люди, видишь сам, его не узнают.
Он врагам своим устроит Страшный суд.
Ходит он в народе, как простой чабан, —
Завтра все увидят: он — Хаким-султан!
Завтра в полдень — темный упадет туман.
Сироту побить — позор для мусульман.
Голову ты завтра сложишь, как баран, —
Завтра неминуем ваш ахир-заман.
Ответил ей опять муж ее, начальник поварни:
— Светом глаз твоих любуюсь я, жена.
Все же за тебя мне боязно, жена!
Как с тобой теперь столкуюсь я, жена?
Если от рожденья ты была глупа,
Стала ты сегодня также и слепа.
Если
Значит, ты ослепла, может быть, давно.
Смолоду с тобой мне спорить суждено:
Я скажу — бело, ты говоришь — черно.
Я тебе, несчастной, не могу помочь.
Если так упряма ты, ишачья дочь,
Издыхай себе, но убирайся прочь!
Только знай, что если ты сейчас помрешь,
Тратиться не стану даже ни на грош!
Так начальник поварни жену избранил и прогнал ее…
Тем временем, обгладывая свою кость, Ядгар, смеющийся, веселый, прибежал к матери. Увидала Барчин-ай, что так весел мальчик, обрадовалась — и слово сказала:
— Что-то ты так весел, сын мой, Ядгарджан?
Может быть, себе позволил озорство?
Или слово ласки слышал от кого?
Что, скажи, причина смеха твоего?
Уточка упала, пронзена стрелой.
Будет мой сынок охотник удалой.
Меткою да будет у него рука,
Связанной рука да будет у врага,
Да зачахнет каждый недруг сына злой!
Будь благословен, сыночек милый мой!
Что, скажи, причина смеха твоего?
На высокий шест садится ястребок.
Дети провожают стадо на лужок.
Жертвой за тебя да буду я, сынок!
Что, скажи, причина смеха твоего?
Ядгар, к матери обратившись, тоже слово сказал:
— Мать моя, отвечу я на твой вопрос:
Больше не придется проливать мне слез.
В племени конгратском я в почете стал, —
Дед Култай мне кость хорошую поднес.
Вот я почему развеселился так!
В униженьи жил я, много лет страдал,
Под туманом горя сиротой взрастал,
Окружен врагами, сердцем трепетал, —
Ныне дед Култай моей защитой стал.
Бакавул прогнал меня из тойханы,
Да к тому ж ударил без моей вины.
Как его Култай за это изругал,
Как он обличал его и попрекал!
А меня погладил, речью обласкал —