Алпамыш
Шрифт:
Служат не от всей ли души,
Не рабыни ль ваши они?
«Соблазнись, алияр, алияр,
Опьянись, алияр, алияр!»
Так красавицы эти поют.
Тонкий стан рукой подопрут,
Бровь игриво кверху взметнут,
Черными кудрями тряхнут, —
Просят выпить чашу вина.
(Каждая
Каждая в тебя влюблена,
Сладкие у них имена,
Хороши красавицы всем, —
Бекам они нравятся всем.
Это ли не райский приют?
Гурии пред ними встают, —
Слаще соловьи не поют.
Девушки арак подают —
Со снотворным зельем арак!
Беки разгораются — пьют.
Кто не пьян, алияр, алияр,
Не желан, алияр, алияр!
Длятся эти соблазны всю ночь,
Беки пьют безотказно всю ночь,
Пьют, — и, балагуря всю ночь,
Обнимают гурий всю ночь.
Воина душа — широка,
Льется тот арак, что река, —
Трезвого из всех сорока
Больше ни единого нет.
Вот уже забрезжил рассвет.
Не подозревающий бед,
Пьет Хаким с весельем арак,
С тем снотворным зельем арак.
Если б знал, что близится враг!
Сколько ни подносят — он пьет,
Выпьет, — сам попросит — и пьет,
Удали не бросит он — пьет!
Если б знал, что, как мертвецы,
Все пьяны его удальцы,
Что от ведьмы, от Сурхаиль
Скачут к Тайча-хану гонцы!
Пьет он не из чаш тот арак,
Пьет он из кувшннов его,
Вот уже который кувшин,
Каждый — высотою с аршин,
С блюдо — горловина его!
Все же охмелел исполин, —
Пьян, как и дружина его,
Бек Хаким, Конграта султан…
Тут и разговорам конец,
Тут и нежным взорам — конец:
Девичий меняется нрав.
Чаши все и блюда убрав,
Скатерти оттуда убрав,
Все,
Также одеяла, ковры —
Все они уносят стремглав.
Ты на Сурхаиль погляди,
Что у ней за сердце в груди!
О ее делах посуди!
Подлость ее вся впереди.
Месть ее была такова:
Девушки приносят дрова;
Сурхаиль полна торжества,
Ведьма разжигает костер —
Пламенем озаряется двор…
Всех узбекских беков дотла
Ведьма беспощадно сожгла,
Алпамыша сжечь не могла, —
Вышел в этом деле изъян:
Пьян был, как мертвец, Хакимхан,
В пламени лежал — не трезвел,
Но, объят огнем, не горел!..
В это время сам Тайча-хан
С воинством своим подоспел, —
Видит — Алпамыш уцелел!
Страх его душой овладел,
Воинам дает он приказ:
Изрубить мечами его!
Острый исфаганский алмаз
Тоже отскочил от него!
Пробовали дело не раз,—
Каждый раз острили мечи, —
Только иззубрили мечи!
Стрелы в него стали метать,—
Не пронзают стрелы его:
Словно камень — тело его.
Сделать с ним нельзя ничего!..
Шах старуху-ведьму корит:
— Э, злосчастная ты, — говорит, —
Иль пьяна была, — говорит,—
Ведь должна была, — говорит, —
Толком все разведать вперед!
Видишь — он в огне не горит,
Видишь — меч его не берет,
Не пронзают стрелы его, —
Заколдовано тело его.
Он — не человек, а скала!
Думала бы прежде, чем жгла!
Пять дней пьяным будет лежать, —
Десять дней чурбаном лежать, —
Он же не навеки хмелен,
Временно ведь он усыплен, —
Как-никак очнется ведь он.