Алпамыш
Шрифт:
Не был бы тобою сожжен
Весь его дружинный народ,
Он бы, погуляв на пиру,
Сам бы и ушел поутру,
Мирно бы ушел, подобру.
А теперь — беда нам, беда,
Нам с таким великаном — беда!
Он теперь наш враг навсегда:
Если уж пришел он сюда, —
Значит —
Значит — уничтожит нас всех!
Сдохнуть тебе, ведьме такой, —
Был бы в нашем царстве покой!
Ведьма ты и ведьмина дочь,
Говори, как делу помочь,
Только не хитри, а не то —
Голову сниму с тебя прочь!..
Неуязвимостью от рождения отмечен был Алпамыш: бросай его в огонь — не сжечь; не берет его меч; из лука ли, из ружья ль стрелять в него станешь — ни стрелой, ни пулей не ранишь.
По этой причине калмыки, не зная, с какой бедой повстречались, так растеряны были тогда. Говорит шах калмыцкий, к Сурхаиль обратясь:
— Не Алпамыша пленила ты, а наше бедствие опьянила. Ведь он, отрезвев, в отместку за смерть своих сорока джигитов живой души в стране не оставит, — всех мечом перебьет!..
Встала коварная Сурхаиль, — так отвечает:
— Ты — падишах, сделать можешь все, что ни пожелаешь. Под этой горой Мурад-Тюбе прикажи вырыть глубокий зиндан и бросить туда Алпамыша. Пролежит он там пять — десять дней, пусть месяц пролежит, а хотя бы и целый год — обязательно в сырой этой яме сгниет, — ничего с нами не сделает.
Понравился шаху калмыцкому этот совет коварной Сурхаиль — и такое грозное слово говорит он калмыкам своим:
— Раньше осени цветник чтоб не засох!
Поскорей бы в яме Алпамыш подох!
Чтоб самих себя нам после не корить,
В сорок саженей зиндан вам надо рыть.
Часа вам нельзя безделью подарить!
И простой и знатный за кетмень берись —
Землекопом стать на этот день берись.
Знатностью никто сегодня не кичись, —
От такого дела увильнуть не тщись.
Знайте, что не шутки с вами я шучу,
От большой беды избавить вас хочу.
Ну, народ, усердно к делу приступай,
В сорок саженей зиндан ему копай!.. —
Слово Тайча-хана выслушал народ.
Ни один для спора не открылся рот:
Кто берет носилки, кто кетмень берет,
Даже самый знатный амальдар — и тот
Роет, роет землю —
Кто земли не рыл, тот землю относил, —
Все они трудились, не жалея сил.
Хоть, чем глубже, тем работа все трудней,
В день успели столько, сколько в десять дней:
Выкопали яму в сорок саженей, —
Сорокасаженный вырос холм над ней.
Похвалил их шах за столь усердный труд.
Все на Алпамыша поглядеть идут,
Следует туда с войсками Тайча-хан.
Видят — Алпамыш лежит, как мертвый, пьян, —
Будет, слава богу, сброшен он в зиндан!
Десять калмык
о
в поднять его хотят, —
Силы нехватает, — только зря пыхтят, —
Тужатся и двадцать калмык
о
в, и сто, —
Мучатся с ним так же бестолково — сто, —
Ни поднять никак, ни сдвинуть ни за что!
Калмык
и
решили привести коней.
Выбрали десяток тех, что посильней:
Подлинней, покрепче выбрали аркан, —
По рукам-ногам опутан великан.
Всяких чувств лишенный, словно истукан, —
Он лежит, как мертвый, непробудно пьян,
Этот Хакимбек, узбекский пахлаван.
Думают калмык
и
: «То, что трудно нам,
То нетрудно будет десяти коням!»
Десять тех коней к аркану припрягли —
Сечь камчами стали, как только могли.
Сколько тех коней, однако, ни секли,
Кони только зря копытами скребли,
Выбились из сил — и замертво легли.
Ужасом народ калмыцкий обуян:
Неужель напрасно вырыт был зиндан?
Что, если очнется Алпамыш-Хаким,
Если, отрезвев, он разорвет аркан?
Как им совладать с чудовищем таким?!
Сущий он дракон! Дракона только тронь —
Целую страну сожрет его огонь!..
Вспомнили, что есть у Алпамыша конь, —
Говорят, что конь тот — истинный тулпар.