Алракцитовое сердце. Том I

Годвер Екатерина

Он был нужен ей сейчас: остальное не имело значения.

Если б только был способ уберечь ее от опасности, избавиться от чародея до того, как тот натворит бед! «Я сам сдеру с него кожу, если он хоть пальцем тебя тронет», – если бы он только мог сказать чего-то подобное!

– Береги себя, – прошептал Деян, зарывшись лицом ей в волосы, чувствуя, что и сам близок к тому, чтобы разрыдаться.– Что бы ни случилось, что бы он ни делал со мной, с кем угодно, держись от этого мерзавца подальше! Обещай мне, Серая.

– Не раньше, чем ты объяснишь мне, что все-таки не так с ним и откуда он взялся. – Эльма, отстранившись, утерла глаза. – На дворе

Беона ты мало что сказал, но даже из того я не поняла и половины. Или это тайна, которую нужно хранить за семью замками?

Деян вздохнул:

– Самую суть я со страху все равно уже выболтал, так что слушай…

– VII –

Объяснять оказалось почти нечего. За то недолгое время, пока Эльма, проигнорировав его нерешительные возражения, вытаскивала из кисти занозы и промывала ранки, Деян пересказал все, что слышал от Вильмы и то, что поначалу происходило во дворе Беона.

– Сейчас самое время усомниться в моих словах, – мрачно закончил он. – Камни кулаком долбить – мало ли в мире силачей. Я уверен, этот господин Ригич – тот, за кого себя выдает: тот самый «Голем», о котором рассказывала Вильма. Он чудовище! Но доказать мне нечем.

– И не надо. Этот человек – он точно не с большака пришел, по всему видно. Только, как бы объяснить… – Эльма в задумчивости закусила губу. – Я видела его взгляд, Деян. Ему очень хочется узнать про то место, которое он называет «замком», это правда, но, понимаешь, он… он бранится крепче старого Киана, Деян, но мне кажется – он в таком же замешательстве, что и мы. Огорошен, растерян. Может быть, даже напуган.

– Он, напуган?! Шутишь?

Эльма покачала головой.

– Нисколько. Он сам назвался Големом – пусть будет «Голем»; но вот кто он – вопрос иной… Тот ли он Голем, о котором тебе рассказывала сумасшедшая Вильма, Деян? Ты изменил сказку для девчонок, а старуха наверняка переделала ее для тебя. А для самой Вильмы – ее мать или бабка... Вот и получается, что чародей вроде и тот, да не тот самый.

– Вследствие неполной достоверности и взаимовлияния исходных суждений получаем неопределенность вывода, – усмехнулся Деян; не в первый раз он пожалел, что Эльма почти не владеет грамотой: сочинение профессора Вуковского наверняка пришлось бы ей по вкусу. – Интересно рассуждаешь. И что, по-твоему, из этого всего следует?

– Одним Небесам ведомо, что он за человек и почему сейчас явился нам, – сказала она. – Безумен ли он, силен ли он, он ли обратил свой дом в развалины, – мы знать не можем. Кто как, а я больше верю своим глазам, чем Вильме, мир ее праху. Если он силен, как сам Господь, зачем ему старая Беонова куртка? Сотворил бы себе нормальную одежду.

– Мало ли, почему так. Он безумец.

– Не знаю, Деян. Он поколотил Беона, да, но если ты не преувеличил – наш старик себя так вел, будто того и добивался; кто угодно ему вдарил бы за грубость. Пока этот Голем никого не убил, ничего пока не разрушил, Киана с Вакиром не тронул, хотя те дали повод. Все вмиг может измениться, но пока, если судить без домыслов, по делам, – выходит, что не так уж он и страшен, твой Голем. Ты согласен?

– Нет. – Деян упрямо мотнул головой. От одного воспоминания о гримасе на лице чародея передергивало. – Но признаю: доказать не могу.

– В любом случае, прежде чем что-то делать, нам обоим стоит успокоиться, как думаешь?

Эльма убрала ящичек с лекарствами на место и достала

из резного настенного шкафа, сделанного еще ее прадедом, большую бутыль зеленого стекла: Петер Догжон любил пропустить глоток-другой крепкой, до жжения в горле, облепиховой настойки.

– Брат не обидится, – вытирая покрывшееся пылью стекло, Эльма вздохнула. – Хотела бы я сама хоть вполовину верить в то, в чем день через день убеждаю Пиму и девочек… И теперь еще этот чародей, сожри его волки! – Она грохнула дном бутыли об стол. – Нет, ты как хочешь, Деян, а я хочу и намерена сегодня напиться. Вдруг с этой отравы прояснится в голове; брат говорил – ему помогает… Эй! Я разве сказала что-то смешное? По какому поводу веселье, Деян Химжич?!

Прежде, чем он нашелся, что ответить, рвущийся наружу смех застрял у него в горле.

– Мне тоже накапай, – слезая с полатей, проскрипела Шалфана Догжон, о присутствии которой он умудрился совершенно забыть.

– Ох-хо… По такой-то погодке всяко польза. – Старуха, ворча и кряхтя, устроилась за столом. – Ну, чего встала, малая? Жаль старую уважить?

– Нет, что ты, сейчас, бабушка!

Эльма, выйдя из оцепенения, засуетилась, выставляя на стол кружки, тарелки и котел с оставшейся с завтрака кашей, который, по уму, давно стоило поставить греться.

– Чего удумала, с облепиховкой стылую кашу подавать?! – Старуха недовольно зыркнула на внучку. – Пошарь в погребе, принеси хоть солений каких! А ты чего молчишь, сосед? – Она пристально уставилась на Деяна, подслеповато щурясь. – Смелости, что ль, нет – на девку прикрикнуть? Но, – тон ее смягчился, – ты не думай плохого. Так-то малая у меня умница.

Деян сглотнул, когда старуха подмигнула ему, лукаво и по-свойски, и улыбнулась во всю ширь морщинистого лица, показав желтые, но удивительно ровные и крепкие зубы. Часто Шалфана Догжон принимала его за Петера или за своего покойного сына, но сегодня у нее был один из редких светлых дней: она узнавала и его, и Эльму. Давно ли старуха проснулась, что из их разговора успела услышать – или, хуже того, увидеть, – оставалось только гадать. Прежде в здравом уме Шалфана всегда относилась к нему по-доброму, но… Но насколько далеко простиралась ее доброжелательность, он не знал и предпочел бы не проверять.

Хотя то, что она проснулась в ясном сознании, все равно радовало.

– VIII –

– Гулять так гулять! – Эльма вернулась из погреба со шматом сала, припасенным к праздникам. – Денек сегодня… слов нет.

– Ажно на печи – и то кости ломит, – покивала старуха. – Что сидишь, как кол проглотил, Деян? Накапай пока для аппетита. Молодежь, ум цыплячий, всему-то вас учить… И что за беда у вас с чародеями приключилась?

– Да ничего такого пока вроде… Но ходил тут один по округе. Ты не беспокойся, бабуль, – ответила Эльма, мелко кромсая закуску.

– Было бы о чем. – Старуха по-кошачьи фыркнула, принюхиваясь к салу. – Слыхала я о чародеях. Ветерок шальной энти чародеи: сегодня здесь, завтра там. Небось уже и не сыщешь энтого, вашего, ищи ветра в поле. Но коли что надо – так вы Вильму старую спросите, нехай подскажет что. Волковские ее ажно саму ведьмой кликали, да какая из нее ведьма? Но баба ученая, грамотная, поспрошайте, коли надо вам.

– Бабуль, Вильма десять лет как померла, – переглянувшись с Деяном, мягко сказала Эльма.