Алракцитовое сердце. Том I
Шрифт:
– Кушать захочет – вернется. – Рыжебородый Барул остановился и облизнул шелушащиеся губы. – А пока и сестрички хватит.
– Эй! – Кенек зло уставился на него.
Деян, надеясь, что на него по-прежнему никто не смотрит, переложил костыль под правую руку. Но Хемриз, подойдя, пинком отбросил его на другой конец комнаты:
– Хочешь жить – не дури.
От его вкрадчивого голоса по коже побежали мурашки.
– Уж больно хороша. – Рыжебородый, ухмыляясь, надвинулся на Эльму. Та попятилась.
– Только попробуй – и я продырявлю твою дурью башку! – зарычал Кенек.
–
– И то верно, – спокойно заметил Хемриз. – Нечестный вышел уговор, ты так не считаешь, Кенек?
– Даже думать не смейте!!! – Кенек стиснул ружье. – Или я вас!..
Он осекся, оглянувшись на приоткрытую дверь: далекие женские стенания вдруг сменились надсадным, полным боли мужским воплем.
Затем крик оборвался, и наступила тишина.
– V –
– Это что сейчас было? Похоже вроде на Шилыча… – рыжебородый нахмурился.
– Ступай, проверь, что там, – скомандовал Хемриз. Именно он был в их компании главным, что бы ни думал по этому поводу Кенек.
Теперь с улицы донесся чудовищный, оглушительный рев и грохот. Снова кто-то закричал – уже иначе, отчаянно, визгливо. Рыжебородый, перехватив ружье штыком вперед, бросилcя во двор.
Деян рассмеялся.
От смеха невыносимо кололо в отбитых ребрах, но сейчас он не владел собой.
Кенек, подойдя, слегка толкнул его в бок.
– Что смешного?! Ты что-то знаешь?! Отвечай, Деян!
В голосе Кенека Пабала за гневом явственно чувствовался страх – и это тоже было смешно.
– Просто нам досталась очень дурацкая сказка, Кен, – пробормотал сквозь смех Деян. – Все шиворот навыворот.
– Говори по-человечески!
– Да твой знакомец от страха помешался, – проворчал Хемриз.
– Со злом должно бороться добро, так нас матери учили, – сказал Деян. – Да, Кен? А у нас… А-ха-х..
– И впрямь рехнулся. – Кенек, сплюнув, отвернулся и с тревогой уставился на дверь.
Деян огромным усилием воли наконец заставил себя остановиться и дышать медленнее. Его по-прежнему разбирал смех; это было похоже на припадок вроде тех, что иногда случились со старухой Шалфаной. Но здравого рассудка он пока не утратил.
«Кто бы мог подумать: зло явилось бороться со злом! Как бы это ни кончилось – на земле станет чище».
Деян ободряюще улыбнулся Эльме. Рев, подобный тому, что они слышали, не могла издать человеческая глотка. А значит, случилось то, что еще вечером казалось самым большим несчастием; но теперь в том была их единственная надежда на спасение…
Вернулся Голем.
Чародей считал себя здесь хозяином, а какому хозяину понравится, что на его земле без спросу учиняют беспорядок?
– VI –
– Я, пожалуй… – начал Кенек, но так и осталось неизвестным, хотел ли он тоже выйти во двор или же сделать что еще. Дверь с грохотом распахнулась, и в дом, пятясь, ввалился рыжебородый. Его руки по-прежнему крепко сжимали
– Кх-хе…как я-кх… – Барул хрипел и пятился. – Кх…
Рыжая борода покраснела от крови. Он свалился, задыхаясь и колотя ногами по полу.
– Господь всемогущий… Барул! Как?! – Кенек отскочил от корчившегося в агонии подельника и вскинул свое ружье, направив на дверь.
Рыжебородый затих, испустив последний вздох.
– Ну, дела, – негромко сказал Хемриз, глядя в сторону двери. В обеих руках у него появились короткие, выгнутые в обратную сторону ножи. – Твоя работа? По виду и не скажешь...
Деян приподнялся, чтобы лучше видеть.
Великан, по-видимому, разбирался с налетчиками где-то в другом месте: на пороге стоял сам чародей. В старой, широкой и длинной не по росту куртке Беона он походил на заспанного пастуха еще больше, чем прежде.
Кенек рванул спусковой крючок; но мгновением раньше Голем успел трескуче прищелкнуть пальцами. Раздался оглушающий хлопок: сам Кенек отлетел к стене, а ружье с развороченным дулом загремело по полу.
Голем даже не взглянул в его сторону, равнодушно разглядывая Хемриза.
– Интересно. – Хемриз улыбнулся чему-то, известному одному ему. – Ты не местный. И на армейских не похож. Барул был болваном. Но…
Он бросился вперед, правым локтем защищая горло и метя клинком в лицо чародею, а вторым ножом целя тому в живот.
Голем, отступив на шаг, вскинул руку навстречу его броску и коснулся перетягивавшей лоб Хемриза грязной повязки. Мгновение казалось – это была нелепая и смертельная ошибка: кривой клинок царапнул ворот Беоновой куртки. Но Хемриз вдруг остановился; его руки бессильно опустились, разжались пальцы: ножи со стуком упали на пол. Он стал оседать – медленно, наваливаясь на чародея одновременно с тем, как тот под его весом опускал руку, и так и повис, не касаясь коленями пола. Деян слышал, как охнул Кенек. Пальцы Голема вошли в голову его подельника, точно под повязкой у того была не кость, а масло.
– Ты убил их. Никого больше нет. Снова. Никого. Ты их убил, – забормотал Кенек, прижавшись к стене и выставив перед собой нож. – Всех. Ты!
Голем опустил взгляд на тело Хемриза, которое удерживал за череп, и швырнул его на труп рыжебородого. Повязка вокруг дыр еще не напитались кровью, но пальцы чародея до костяшек были покрыты алой слизью.
На миг Деяну показалось – сейчас он их оближет. Но Голем, брезгливо поморщившись, лишь вытер руку о штаны.
Истеричное бормотание Кенека перешло в вой, и он, достав из-за голенища нож, двинулся на Голема – но не прошел и трех шагов, как, вскрикнув, повалился плашмя: мыски его сапог словно приросли к половицам. Голем неторопливо подошел к нему и с силой впечатал каблук в сжимавшую рукоять ножа кисть. Кенек заорал – так, что задребезжала посуда, и заорал еще громче, когда Голем стал медленно проворачивать каблук. Кенек Пабал ревел, как зверь с подпаленной шкурой, но другой – тихий, едва слышный – звук пробивался через этот крик, прорастал, как сорняк, заполнял собой все…