Алракцитовое сердце

Годвер Екатерина

Однажды Деян спросил у знахарки, есть ли такое, чего она сама "хочет, но не может". Вильма отмахнулась, но к вечеру с ней случился приступ помешательства: старуха полночи кружилась по хижине и бормотала что-то себе под нос, а в глазах у нее стояли слезы... Больше с ней этого разговора Деян не начинал; свидетельств ее правоты было и без того достаточно.

Однако вся нехитрая житейская мудрость оказалась беспомощна перед нависшей над будущим грозой, а появление чародея стало последней каплей. Осознание собственного бессилия сводило с ума, жгло, - и от него никуда было не деться.

"Как я

сказал: молиться, что все само обойдется? Дурак!" - Деян скривился. Ни одной молитвы из тех, которые читал Терош Хадем, он до конца наизусть не помнил. Вряд ли молитвы могли помочь, но и это было бы больше, чем ничего; однако и тут он оплошал.

– VI -

Деян вышел во двор, на ходу оправляя одежду и проговаривая в голове предстоящее объяснение с Эльмой; важно было суметь взять разговор в свои руки - иначе с нее сталось бы расспрашивать и спорить до следующего утра.

У крыльца так и стояло оставленное ведро с помоями. Дождь наполнил его почти до краев.

"Мрак бы все это побрал! Скотина ведь не виновата, что у нас тут... такое творится".
– Деян потащил помои в хлев, ругаясь сквозь зубы: вес был не так уж и велик, но опираться с ним на протез оказалось точно зажимать культю в кузнечные клещи. Из переполненного ведра плескало на сапог.

– Нате, ешьте... Да вот так уж вышло - не до вас оказалось, и то ли еще будет... Тьфу на все это!
– вылив ведро в корыто, Деян поспешно вышел из хлева. Хотя свиньи набросились на прикорм с довольным бурчанием, в их глазах ему чудилась укоризна.

"Так недолго самому умом повредиться".

Деян оставил ведро под стоком крыши и прошел в дом.

На полатях похрапывала Шалфана Догжон - восьмидесятилетняя старуха, бабка Эльмы и Петера. Дверь в заднюю комнатушку, которую занимали девчонки с матерью, была распахнута настежь: внутри никого не было.

– Я посоветовала Малухе погостить день-другой с детьми у Солши, - сдавленно сказала Эльма откуда-то из-за спины.
– Та только рада.

Деян обернулся на голос и обмер; все заготовленные фразы разом выветрились из головы. Эльма, сгорбившись, сидела за столом, уронив голову на сложенные руки рядом с разворошенным ящичком с лекарствами.

– Что еще стряслось?!
– Деян сам не понял, как в тот же миг оказался у стола. Грохнул о половицы оброненный костыль.
– Господь всемогущий, Эл!

Хотя в доме было жарко натоплено, плечи ее вздрагивали, будто от холода. Он мог по пальцам пересчитать случаи, когда видел ее плачущей: последний раз был пять лет назад, в день, когда ее мать скончалась от лихорадки; даже когда ушел Петер, глаза ее оставались сухими.

– Ничего такого, о чем бы ты не знал, Деян Химжич.
– Эльма искоса взглянула на него, выпрямившись. Лицо опухло от недавних слез, но голос уже снова звучал твердо.
– Покажи, что с рукой.

– Да только кожу рассадил, пустяк, - растерянно пробормотал он, но руку протянул, не решаясь перечить.
– Если "ничего", то почему тогда?..

– От всяких пустяков недолго оказаться с двумя деревяшками.

Деян

вздрогнул.

– Я чем-то тебя обидел?

– Нет.

– Прости.

– За что?
– Эльма пожала плечами.
– Сядь и помолчи.

– Эл...

– Что "Эл"?!
– Лицо ее вдруг исказилось, словно от боли.
– От наших мужчин полгода нет вестей. Война на подступах. По селу бродит взбешенный чародей. Дела идут лучше некуда!
– Голос ее дрогнул.
– А тут еще ты собираешься нас бросить - и спрашиваешь, что стряслось?

– Я...

– Ты бесхребетный трус: не можешь сказать прямо и выдумываешь дурацкие отговорки! Стоило бы самой наподдать тебе метлой, Деян Химжич! Но я не могу. Только представлю, что этот колдун в самом деле может что-то сделать... Уходи, раз ты того хочешь, Деян.
– Она, всхлипнув, до боли стиснула его запястье и вдруг, порывисто вскочив с лавки, уткнулась лицом ему в грудь.
– Уходи. Хоть на край света! Уходи, если так будет для тебя лучше.

– Ты думаешь, я... сам хочу вас тут оставить?
– растеряно пробормотал Деян, обнимая ее. Все это походило на сон, муторный и нелепый.
– Нет, Господи, Эл, нет, конечно! Так для тебя... для вас... Тебе же первой и станет проще...

– Замолчи! Хотя бы не лги. И без того тошно. Уходи, пока я не начала уговаривать тебя остаться. Пусти!
– Теперь она наоброт пыталась его оттолкнуть.

– Перестань, Эл! Пожалуйста. Ну же, успокойся. Ты все неверно поняла.
– Он едва удержал ее силой, но в следующее мгновение она вновь сама прижалась к нему, содрогаясь от рыданий.
– Да что же такое с тобой!

– Со мной?!

– С тобой, со мной, со всеми нами...
– прошептал Деян.

Видеть ее, всегда сдержанную и рассудительную, в таком состоянии было невыносимо. Осознавать, что он сам невольно послужил тому причиной, и того хуже.

Деян понял, что сегодня точно никуда уже не уйдет; не сегодня, не сейчас. Сейчас, даже покажись в дверях Голем, - он бы скорее бросился на чародея с голыми руками, чем ушел бы.

– Прошу, выслушай, Эльма!
– быстро, словно несказанные слова обжигали горло, заговорил он.
– Я не хотел тебя обидеть. Не хотел! И уходить никуда не хочу. По правде...

– Что?
– Она подняла на него заплаканные глаза.

– Мне очень страшно, Серая, - выдохнул он.
– За себя, за вас. Я должен - должен!
– найти способ защитить вас, а что я могу? Подумал, уйду - и без меня будет безопаснее и легче; но если ты хочешь, чтоб я остался, - я останусь. Ты все верно сказала там, на улице: в моем уходе мало прока, это ничего не решит. Нужно придумать способ отделаться от чародея, сделать так, чтоб ушел он.

– Не надо оставаться.
– Она всхлипнула.
– Раз тебе это в тягость. Раз ты думаешь, что я стала бы спокойно смотреть в окно, как Голем тебя убивает.

– Но это ведь лучше, чем если...
– Деян, едва осознавая, что делает, крепче прижал ее к себе.
– Эл, прости дурака. Скажи, что ты хочешь, чтоб я сделал, - я сделаю! Я подумать не мог, что мое намерение тебя обидит. Если б я знал, я бы никогда... Я ведь люблю тебя, Серая...
– вырвалось у него будто само собой.

– Я же просила мне не лгать!