Алракцитовое сердце
Шрифт:
– Не что, а кто, - раздраженно поправил чародей.
– Я это и имел в виду.
– Деян смутился.
– Он - полуживой. Кем он еще, по-твоему, может быть?!
– Полуживой или полумертвый - мне это ничего не говорит.
Чародей взглянул зло и недоверчиво; затем взгляд его прояснился:
– Ты в самом деле не знаешь. Действительно: откуда бы.
– Представь себе!
– Не могу: разве возможно не знать столь очевидных вещей?
– Чародей слабо усмехнулся.
– Ладно, свободный человек: раз уж ты как дитя малое, слушай.
– Весь внимание.
– Далеко, очень далеко отсюда, за морем, за Калской островной грядой и за Линией Шторма, находятся обширные земли, мало похожие на
– Но за Белыми Вратами - край неупокоённых!
– Деян почувствовал спиной неприятный холодок.
– Тех, чьи души отринул даже Владыка Мрака. "За Белыми Вратами, что стоят в необъятных водах"... Так мать рассказывала, когда я еще пешком под стол ходил.
– Во времена, когда дед моего прадеда еще не родился, алракьерские мореплаватели впервые достигли Дарбата и прошли через Белые Врата, - спокойно продолжил чародей. Он будто не отвечал на простой вопрос, а рассказывал сказку, - но что-то неуловимо-различное было в том, как он говорил, и как говорила когда-то сумасшедшая Вильма или Терош Хадем; быть может, потому, что чародей ничего не старался приукрасить.
– Тогда считалось, что на юге нет никакой суши. Те смельчаки, кто забирался далеко, редко возвращались назад. Сбивчивые рассказы рыбаков, отнесенных штормом к югу и сумевших выбраться, о суше на горизонте и о скалах среди океана императорские географы считали навеянными жаждой миражами. Но однажды верткая пиратская лоханка, преследуемая патрульным судном Императорского флота, уходила все дальше и дальше на юг, пока не наткнулась на Врата и не прошла через них. Теперь уже неизвестно, чем беглецы так досадили преследователям, что те никак не желали отступиться, но патрульный корабль зашел следом и подобрался к Дарбанту достаточно близко, чтобы в капитанскую трубу можно было разглядеть берег. Однако, едва не сев на мель, капитан повернул назад и решил выждать несколько дней у прохода между скал в надежде, что пираты не смогут причалить и пойдут обратно тем же безопасным путем. Запас воды на борту патрульного судна был достаточный, а капитаном на нем служил некто Варик Шукем. С его слов известно, что на четвертый день пиратский корабль действительно вышел из Врат - но управляли им мертвецы с покрытыми страшными ранами телами. Шукем, по многим свидетельствам, был человеком не робкого десятка, но тут перетрусил: немедля приказал поднять паруса и бежал без боя. А по возвращении на Алракьер доложил в Адмиралтействе об увиденном, изрядно все приукрасив, чтобы оправдать бегство. Так появились слухи о том, что Дарбат - земля неупокоённых... Впрочем, - чародей улыбнулся, - на побережье Дарбата есть похожие легенды насчет Алракьера.
– А что на самом деле? Пираты обманули капитана, вырядившись покойниками?
– предположил Деян. Незнакомые названия и призраки давно отгремевших событий будоражили любопытство.
Чародей покачал головой:
– Нет, в главном Шукем не ошибся: пираты не сладили с жителями бухты и были убиты. Но видишь ли... Они не умерли в привычном тебе смысле слова. Это непросто объяснить вкратце. На Дарбате детей учат с малых лет тому, что смерть есть конец одной жизни и начало другой; что смерть есть рождение. Они называют это лестницей творения; хабваги говорят проще: "Путь". Движение по Пути требует от человека большого мужества: важно принять смерть и отринуть завершившуюся жизнь со всеми ее неоконченными делами и неугасшими чувствами; дух такого человека идет дальше и возрождается в мире... А тот, кого слишком сильно держит страх перед концом или долг перед живыми, кто не приемлет смерти - остается привязан к своим бренным останкам, пока последняя кость не рассыплется в пыль. Обученный и умелый чародей способен наделить такие останки - если разложение не зашло
Чародей прокашлялся.
– Но эти подробности для моего рассказа не важны... Так вот: немертвыми зовутся те, кто не сумел принять смерть. Полуживыми - те, кто не сумел ее отринуть: нерожденные души, приведенные в мир колдовством. Суть и тех и других чар - в воплощении несбывшегося, но во многом они совершенно различны. Чары - и сам чародей - становятся чем-то вроде моста между сбывшимся и несбывшимся. Но, говоря образно, некромант и ваятель возводят мост с разных сторон реки...
""Ваятель", значит. Надо запомнить", - отрешенно подумал Деян, вспоминая останки девушки у тракта. Чародей тогда насторожился, заметив их; не потому ли, что подумал: та может оказаться немертвой?
"Если так - значит, она не нашла покой после смерти... В самом деле: какой после такой-то смерти покой?"
– Тебе повезло встретить ваятеля, немного знакомого с дарбатским искусством, - сказал чародей с неприкрытым самодовольством в голосе.
– Иначе пришлось бы и дальше ковылять на деревяшке.
– Зато не пришлось бы тащиться с этим ваятелем Владыка знает куда, - проворчал Деян. Приживленная ступня ныла, как родная.
– Нога сразу отсохнет, если ты умрешь?
– Через некоторое время.
– А он?
– Деян указал на Джибанда.
– Тоже умрет?
– Скорее всего.
– Понятно, - кивнул Деян. Тело у тракта все еще стояло перед глазами.
– Хорошо, должно быть, влет понимать вещи, которых не понимаю я сам!
Деян изумленно посмотрел на чародея.
– Он...
Голем осекся и закашлялся, словно поперхнувшись своей яростью; когда он продолжил, то гнев в голосе уже сменился глубокой горечью:
– Мы все еще связаны с ним, но связь эта отличается от той, что была прежде. А я не могу пока разобраться - в чем, почему так. Джеб не всегда был таким. Это тяжело. Ты себе представить не можешь - как.
– Что я могу представить - так это что вы оба долго не протянете, если ты продолжишь изнурять себя голодом и жаждой, - сказал Деян.
– Невозможно пройти триста верст на одном лишь колдовстве.
Если б кто его спросил, он едва ли смог бы объяснить, зачем вообще начал этот разговор; "бес потянул за язык" - говорили про такое в Орыжи.
– Невозможно? Мне не впервой делать то, что считается невозможным!
– Чародей оскалился, точно раззадоренный зверь. Однако Деян готов был поклясться, что видит страх в его взгляде.
– Ты быстро слабеешь, и сам понимаешь это. Если не...
– Ни слова больше!
– Чародей предостерегающе поднял руку.
– Ни единого!
– Да мне-то что?
– Деян пожал плечами.
– Чем скорее ты помрешь - тем ближе мне будет идти назад.
– Вот и молчи, - отрезал чародей.
– На вопрос твой я ответил?
– Некоторых мертвых, ты сказал, можно вернуть колдовством, а нерожденных - призвать в мир откуда-то, где они есть. Ну а что эта "лестница творения", о которой ты говорил в начале: есть она на самом деле или нет?
– Воплощаются ли после смерти души в мире снова и снова?
– Чародей помолчал.
– А ты как думаешь?
– Я думаю, вы, колдуны, просто верите в нее, как преподобный Терош - в облачные сады Господни, - сказал Деян.
– А по правде никто не знает.