Алракцитовое сердце
Шрифт:
– Нам твоих денег не надо, трус!
– Его красивое лицо исказилось от гнева.
– Разбегаетесь, как тараканы... Я бы вас, подлецов, вешал! А ну, пшел!..
– Он замахнулся еще раз, и торговец, униженно бормоча извинения, бросился ловить напуганную лошадь, которую кто-то в суматохе огрел по крупу.
Не успел армейский воз отъехать на два десятка шагов, как стайка детей, с которой все началось, набросились на опрокинутую телегу. Капитан было вернулся - но маленькие воры уже разбегались во все стороны, прижимая к груди разноцветные тряпки, мешки и шкатулки, а взрослых давно и след простыл.
Все произошло столь быстро и слаженно, что вызывало
– Кое-что в мире не меняется, - сказал Голем. Джибанд проворчал что-то неодобрительное.
"Вот ведь люди..."
Деян отвернулся. Ему вдруг остро захотелось домой.
Чародей говорил тихо, но стоял не таясь, и Джибанд возвышался над дорогой, как скала; однако никто не обращал на них внимания, хотя один из мальчишек пробежал совсем рядом.
– Простая штука, - охотно объяснил Джибанд на вопрос Деяна.
– Сосредоточься, как мастер учил, и представь, что ты - камень. Маленький камень на земле. На земле много камней, но никто на них не смотрит. Никому не интересны камни под ногами.
– Пока о них не споткнешься, - сказал Голем.
– Или пока они не заговорят о погоде и ценах на масло. Тише, Джеб: тебя за версту слышно.
– Да, мастер.
– Великан виновато опустил голову.
– Уж извини, Деян, пришлось наложить чары и на тебя, - добавил Голем.
– Пока нам не к спеху заводить новые знакомства.
Деян согласно кивнул. Вспомнилось, как в первый раз на глазах у всех чародей исчез в Орыжи, выйдя со двора Беона; тогда думалось - хорошо, если навсегда...
– Доберемся сперва до города.
Голем спустился с пригорка на дорогу.
Среди бредущих навстречу людей многие провели в пути десятки дней, тогда как другие покинули свои дома относительно недавно, судя по опрятному виду; в потоке беженцев шло и немало крепких мужчин. Солдаты смотрели на них кто с ненавистью, кто с завистью, но чаще вовсе не смотрели, глазея на проходящих мимо женщин или безучастно уставившись в землю; некоторые, казалось, спали на ходу.
Возможно, так оно и было.
Армейские возы сопровождали бывалого вида вояки, на облик которых многие тяготы военного времени наложили отпечаток. Но один раз пришлось обгонять большой, человек в сорок, отряд, в котором оказались сплошь безусые юнцы и седовласые старики: формы и оружия на всех не хватило, потому снаряжены они были кто как и вид имели неопрятный и напуганный. Глядя на них, Деян с горечью вспомнил, как, хорохорясь, уходили орыжские новобранцы; как неловко прощались с ним братья после последней пьяной ночи, всеми мыслями уже погрузившиеся в большой мир...
Много ли времени потребовалось, чтобы орыжцы превратились в такую же толпу оборванцев и один за другим встретили смерть?
Даже Петер Догжон, сильный, безукоризненно честный и храбрый Петер, которого на все лады проклинал Кенек, - не верилось, что теперь, после стольких дней, он все еще жив; а если и жив - что еще осталось хоть что-то от него прежнего. Нескончаемый людской поток размывал лица, а ведь это был только маленький, безобидный ручеек!
От его оглушающего многообразного многоголосья, от бесплодных
– Эй!
– Голем, когда Деян споткнулся, в последний момент успел ухватить его за локоть.
– Смотри под ноги.
– Ага...
– Деян тряхнул головой, поправил сползшее с плеча ружье. Неведомым образом он и сам умудрился задремать на ходу или, скорее, впасть в ту странную отрешенность, полудрему, которую чародей, обучая Джибанда, называл "трансом"; вынужденный слушать его уроки каждый вечер много дней подряд, кое-что Деян волей-неволей усвоил.
– Надо бы остановиться перекусить.
Голем неторопливо пошел дальше, шаря взглядом по сторонам в поисках подходящего места.
Вскоре он перепрыгнул дренажную канаву и сошел на дочерна вытоптанную поляну на обочине, где, сидя на заплечных коробах или лежа прямо на голой земле, уже расположились несколько групп беженцев. Вряд ли бы они обрадовались новым соседям, но чары еще действовали - или же попросту все смотрели в другую сторону: на другом конце поляны двое угрюмых мужчин готовили что-то на маленьком костерке, и людские взгляды, в большинстве завистливые и злые, были направлены на них.
Голем, принюхавшись, поморщился.
– Дрянь! Лошадь у них пала, или еще у кого-то раздобыли конины... Что у нас съестного осталось?
Осталось немного, но на день должно было хватить; один день легко можно было обойтись и вовсе без еды. Многие из тех, кто собрался на поляне, с виду не ели досыта десятки дней.
Деян, усевшись на плоский камень на краю поляну, тщательно пережевывал полоску сушеного мяса. От соли щипало растрескавшиеся губы. Дома желудок наверняка взбунтовался бы от такой пищи, но изнуряющая ходьба и ночевки в сырости и холоде приучили принимать любые крохи еды с благодарностью; или же дело было в колдовстве, с которым он так или иначе постоянно соприкасался с последней ночи в Орыжи? Смутные угрозы ранней смерти, озвученные чародеем, не слишком пугали его: он никогда и не надеялся прожить долго. И все же возможность жить лучше, не чувствовать постоянно своей слабости, бестолковости в сравнении с другими была заманчива... Если б только ради этого не надо было задерживаться в большом мире и заниматься чародейскими фокусами, если б эта вовлеченность в дела странные и отвратительные не грозила сделать его дома чужаком! Потерять дом, потерять самого себя, раствориться в несчетном множестве людей...
Если у него был все еще дом и если сам он остался все еще самим собой - в чем совсем не был уверен.
"Да и способностей у тебя, небось - тьфу!
– Деян сплюнул попавшую в рот еловую иголку.
– Не о чем тут раздумывать. Бесполезный ты человек. Хоть сейчас помри - невелика будет потеря".
Люди шли и шли мимо - еще недавно здоровые, сильные, ловкие - и растворялись среди таких же, как они, несчастных; если даже они не смогли защитить свои дома и самих себя, если этого не смог Голем, рыщущий теперь по земле в поисках бесполезных ответов, - на что было надеяться ему? На Голема, на Господа Великого Судию, на счастливый случай?